Книга Волкодлаки Сталина. Операция "Вервольф" - Дмитрий Тараторин

Поначалу сверхчеловек, видя, что люди в беде, стремился их поскорее спасти, но, уловив наконец в их возгласах и жестах грубость и агрессию, он, конечно, решил принять бой. Живое воплощение арийской чести и доблести, каковым он и являлся, не могло отступать чисто физиологически.

Спецназовцы стаей озверелых псов набросились на него, осыпая ударами прикладов. Но Илья с такой немыслимой силой принялся расшвыривать их в разные стороны, что Орешкин, наблюдавший за всем происходящим с безопасного расстояния, прямо скажем, охуел. Но присутствия духа тем не менее не потерял. Схватив снайперскую винтовку, заряженную новейшей конструкции разрывными пулями, он принялся выцеливать, куда бы вмазать этому беспредельщику, чтобы надежно его обездвижить.

Но когда сквозь оптический прицел он увидел бесконечно совершенное лицо античной статуи, даже в разгар схватки не омраченное ненавистью к корчащимся на снегу врагам, черный зародыш внутри просто взбесился. И Орешкин с огромным наслаждением, чуть было не перешедшим в конвульсивный оргазм, засадил весь магазин в голову сверхчеловека.

Ирак. На следующий день

— Кто ты есть такой и что на нашей земле делаешь? — сурово, но по-русски, хотя и с легким акцентом, спросил Палача Саддам Хусейн.

— Я есть русский солдат, — не растерялся Глебов. А сам подумал: «Вот ведь общество спектакля долбаное. Хер поймешь, где человек, где кукла. Двойники, клоны. Кого повесили и вешали ли вообще хоть кого?»

— И кто ж тебе команды отдает, русский солдат? — уже вовсе без акцента, а потому как-то подчеркнуто зловеще поинтересовался Саддам.

— Москва, Кремль, — снова нашелся Палач.

Кровавый диктатор глубоко задумался. Пленник действительно совершенно очевидно был человеком непростым. Иначе, как он мог уцелеть после чудовищной мощи бомбового удара. Может, он какой-то универсальный солдат, может, киборг? Тогда он вполне сгодится в диверсионной войне, развернутой саддамовыми сподвижниками против оккупантов. Он руководил широчайшей сетью боевиков прямо отсюда, из сверхглубокого бункера, обустроенного по его приказу еще в давние, первые годы правления в мистическом сердце Ирака — под руинами Вавилонской башни.

Обитателей бункера американская бомбовая атака практически не потревожила, поскольку находился он непосредственно в фундаменте этого доисторического сооружения. А он, в свою очередь, был высечен из сверхпрочной глубинно-скальной породы.

Бушевы ищейки, разумеется, изловили одного из диктаторских двойников, который в обмен за безбедное будущее своей семьи сыграл отведенную ему роль до самого трагического конца.

А сам Саддам замышлял как раз сейчас сокрушительный удар по врагу, потому особо был заинтересован во всяких суперсредствах поражения. И если такое вот необычное, в лице Палача, само, совершенно бесплатно угодило в руки, грех было не воспользоваться. Вопрос был только в том, как принудить такого бойца к сотрудничеству. Несуразность его ответов наводила на мысль о запрограммированности. Однако рентген ничего похожего на носители привнесенной информации в нем не обнаружил. Напрашивался вывод, что кодирование осуществлено психотронными средствами. Надо было непременно подобрать к этом коду пароль.

Палач же тем временем неотрывно и невменяемо глядел на диктатора, полагая, что в его положении именно так он сможет избежать продолжения допроса. Ему нужно было все же какое-никакое время, чтобы собраться с мыслями. Он чувствовал, что его импровизационный ресурс практически исчерпан.

И тут размышления обоих были прерваны появлением в подземном кабинете диктатора одного из его генералов. Тот что-то почтительно шепнул Хусейну на ухо и вопросительно замер в ожидании решения. Саддам недобро взглянул на Палача и кивнул.

Через минуту строевым шагом явился офицер. Перед собой он с явным физическим напряжением нес поднос, на котором лежала голова Басаврюка, оживленно что-то по-украински лопотавшая и моргавшая своими пушистыми ресницами. Саддам подумал: «Ну вот, значит, тут целый отряд киборгов орудовал». А Палач сразу же вспомнил о матери. Он ведь не мог не узнать своего клиента. Проигнорировать его появление Федор никак не мог. Вокруг диктатора наверняка ведь могли ошиваться российские агенты. А значит, информация о том, что он не справился, а главное, и не стремится справиться с заданием, сегодня же могла оказаться в Москве.

— Товарищ Хусейн, — заявил он тут же без обиняков, — мне, знаете ли, очень эта голова нужна. Я б за нее мог быть вам полезен.

Эта фраза мгновенно вызвала в памяти Басаврюка опять-таки Трансильванию.

Трансильвания. Замок Дракулы. 1486 год

— Ты сможешь быть полезен нашему Властелину на Руси, — сказал Влад Цепеши Басаврюку.

Тот только что прошел церемонию посвящения, а потому, изрядно обескровленный, ничего не сумел ответить. Но Дракула, похоже, и не ждал какой-то связной реакции. Он просто программировал нового адепта черного культа, давал ему, что называется, установку.

Отхлебнув из золотого, усыпанного рубинами кубка изрядный глоток свежесцеженной крови, он, иронично по поводу Тарасова бессилия усмехнувшись, продолжил:

— Православное царство Русское, ясновельможный пан — это тот самый Удерживающий, о котором Павел, раб Распятого, писал. Пока крепка держава эта, не придет в мир посланец тьмы, всемирный император, которому служим мы — рыцари дракона. Теперь, когда греческое царство пало, только русские на пути стоят. И я тебя, Тарас, посылаю туда, в снега и болота эти, — грызть, рвать беспощадно страну и народ этот. Они, лапотники эти, много земель покорят, но не в радость им это будет. А придет время, и поколеблется сила их, которая пока лишь просыпается. И покинет их вовсе. Вот тогда и настанет час исполнить тебе предрешенное. Зажжешь ты огонь в башне, что посреди белого ужаса стоит, и расколется держава на части, и придут чужеземцы с Востока и Запада, соберутся к огню, что в башне гореть будет, и восславят того, кто явится.

Тарас потрясенно внимал. Отрекшийся от Бога в свой 33-й день появления на свет, он, и прежде злобный, ощущал теперь такой прилив осатанелости, что даже боялся, что буйная кровожадность, спешащая на смену обессиленности, разорвет его на куски, как Русь в грядущем.

Дракула, разумеется, прекрасно понимал состояние новообращенного. Поэтому все с той же гадкой ухмылкой поддел его своей когтистой дланью под подбородок и задрал его вверх. Наливающиеся черной кровью глаза Басаврюка впились в зубцы крепостной стены, окружавшей внутренний двор вампирской цитадели, где они и беседовали. На фоне зловещего неба, багровевшего отсветами костров, полыхавших в замке, высились колья, на которых корчились десятки свежеотловленных трансильванцев. Здесь были и знать, и простолюдины. И мужчины, и женщины. Главным было не положение в обществе, а питательность крови. А ее степень вампиры определяли за версту. Очень чуткие они твари.

Дракула широким взмахом погромыхивающей браслетами руки указал на несчастных Басаврюку, как бы отдавая их в его безраздельное пользование. Тот, даже не поблагодарив, так его колбасило, бросился к стене и было принялся карабкаться по выщербленным ее ступеням. Но они рушились под его ногами одна за другой. А Дракула позади раскатисто хохотал. Наконец, сорвавшись с очередного уступа, Тарас почувствовал, что не падает, а висит в воздухе. Он тут же сконцентрировался и воспарил. Долго он плавал во тьме от кола к колу и лакомился.