Книга Битва королей. Огонь эльфов - Бернхард Хеннен

Голова идола была слегка запрокинута, рот широко открыт, точно он хотел крикнуть что-то небу. Из отверстия валил темный, окрашенный красноватыми отблесками огня дым.

Священнослужители подняли что-то продолговатое, завернутое в белые ткани и бросили это в пасть идола. Что бы они там ни предавали огню, подумала в ужасе Ганда, размерами оно было примерно с лутинку.

— И они делают это каждый день? — сдавленным голосом произнес Олловейн.

— Да. А когда считают, что бог на них гневается, то празднуют сразу несколько свадеб в день. Искендрия — небезопасное место для маленьких девочек.

Эльф пристально поглядел на лисьехвостую. О чем он думает? Спрашивает себя, почему она приняла образ маленькой девочки? Она ведь понятия не имела…

— Уведи нас отсюда, Ганда. Не хочу провести в этом городе ни единого лишнего часа.

Лутинка огляделась в поисках колонны с выпрыгивающим из воды дельфином. Несмотря на то что площадь была посвящена Бальбару, были здесь и статуи других богов. Дельфин был супругом морской богини Бессы, мирным существом. Он помогал штурманам найти правильный путь в опасных водах, во многих историях рассказывалось о том, как он спасал потерпевших кораблекрушение.

Наконец Ганда обнаружила изображение дельфина: статуя возвышалась с их стороны площади. Она была рада, что не придется проходить мимо статуи Бальбара. Первая широкая улица, отходившая от площади за статуей дельфина, вела к дому Сем-ла — так говорила ей Эмерелль.

— Я сожалею о своей шутке в гавани, — вдруг сказал Олловейн.

Лутинка посмотрела на своего загадочного спутника. Нет, она никогда не поймет этого эльфа.

— О чем ты говоришь?

— О торговце жертвенными животными в гавани. Ты же знала, что они приносят своим богам в жертву не только белых кошечек и быков, не так ли? Я понятия не имел, что белокожих девочек тоже… Я… Мне жаль. — Мастер меча по-прежнему прижимал к ране платок; легкая ткань полностью пропиталась кровью.

Лицо эльфа казалось напряженным. Он страдал, но не от раны. Он отводил взгляд. Остроухий, который стыдится лутинки! Ни о чем подобном Ганда не слыхивала. Вообще-то он заслужил еще немного мучений, но по каким-то неясным причинам ей было жаль Олловейна. Ей, всего пару дней назад готовой спокойно наблюдать за тролльским штурмом замка Эмерелль и убийством всякого эльфа, который попадет под руку серокожим.

— Я знала это с первого дня путешествия на корабле. Капитан и его ребята… Ночью они хотели схватить тебя и бросить в море. Они думали, что ты отправляешься в Искендрию, чтобы продать меня священнослужителям Бальбара. Наверное, так бывает нередко. Поэтому я выдумала о тебе ту безумную историю.

Лисьехвостая увидела, как напряглись мышцы на лице эльфа.

— Значит, ты действительно сделала это ради моей безопасности.

— Если бы ты мог взять наконец в толк, что мы, лутины, не каждый раз открываем рот, чтобы солгать, то мы с тобой могли бы уживаться гораздо лучше.

— Похоже, я еще и извиниться перед тобой должен. — Его голос стал холоднее. — Мне жаль, что я относился к тебе несправедливо. — Было видно, что эльфу стоит немалых усилий заставить себя произнести эти слова. На лице его не отражалось раскаяние. Это было чистейшей воды лицемерное признание.

Ганда обрадовалась, заметив наконец дом с широкой лестницей, о котором говорила Эмерелль.

— Мы пришли. — Она указала на ступени.

Жилище Сем-ла по сравнению с другими домами снаружи не производило особого впечатления. В обращенном на улицу фасаде не было окон. Не было и украшений, не считая большого панно, изображающего корабли с надутыми парусами, окруженные различными морскими животными.

Ганда ненавидела лестницы. Закладывая расстояние между ступеньками, архитекторы никогда не думали о коротких ножках кобольдов. Допустим, в мире людей при отсутствии кобольдов это простительная ошибка. Но ситуация в Альвенмарке не лучше, а ведь там каменотесами и архитекторами зачастую были именно кобольды! Но таковы уж в своем высокомерии эльфы. Они не тратят время на размышления об удобстве слуг, которые чаще других обитателей дворца носятся вверх и вниз по лестницам.

Ступеньки вели к массивным двустворчатым дверям. Тяжелое дерево было украшено инкрустациями из жемчуга и слоновой кости, складывавшимися в изображения дельфинов и кораблей. Перед воротами замер высокий темнокожий человек, слуга с обнаженным, обмазанным маслом торсом, руки которого были перехвачены золотыми браслетами в форме змей.

— Скажи своей госпоже, что ее королева шлет ей послание. — Ганда говорила на языке Искендрии и вызывающе отчетливо произносила каждое слово.

Страж пристально оглядел гостей. Рана Олловейна заставила его нахмуриться. Наконец слуга кивнул и открыл двери. Он провел путников в холл, где серебряный фонтан источал желанную прохладу. В воздухе витал аромат корицы и сандалового дерева. Небольшим язычкам пламени в масляных лампах не удавалось разогнать полумрак комнаты.

Провожатый молча указал на каменную скамью у стены и торопливо удалился.

Ганда широко распахнутыми глазами огляделась по сторонам.

— Думаю, мне понравилось бы быть посланницей Эмерелль в мире людей.

Ответ Олловейна удивил ее:

— Если я правильно помню, королева наказала Сем-ла — или, точнее говоря, Валинвин. Находиться здесь — это не милость. Эльфийка — изгнанница.

Лутинка рассматривала дорогую мозаику на полу. Если ты эльф, то, очевидно, можешь позволить себе все. Жить здесь — это не наказание! Ганда подумала о том, как ее собственный народ неустанно путешествует на рогатых ящерицах. Никогда не знают лутины, где будут жить в следующую луну. Единственное, в чем они уверены: куда бы они ни отправились, их нигде не встретят с распростертыми объятиями. Тот, кто звал к себе лутина, зачастую намеревался провернуть темные делишки и изо всех сил старался, чтобы его не видели с лисьехвостыми. Поэтому хитрые кобольды, несмотря на то что улаживали дела к вящему удовольствию заказчика, никогда не могли рассчитывать на его искреннюю благодарность.

Негромкий звук шагов прервал горькие размышления Ганды. Она подняла взгляд. Хозяйка дома оказалась высокой красивой женщиной. Она ходила босиком. Было совершенно очевидно, что неожиданные гости нарушили ее планы на вечер. На Сем-ла был массивный парик из крашеного конского волоса. Лицо ее было раскрашено настолько сильно, что напоминало маску. Глаза эльфийка подвела сажей, и они были пугающе темными. Каким-то загадочным образом Сем-ла удалось раскрасить белки глаз в цвет лазури. Взгляд ее был жутким. Ни искусно уложенные локоны парика, ни вышитый жемчугом шелковый плащ не могли заставить отвести взгляд от этих глаз. От парика исходил чувственный, чуждый аромат, и Ганда почувствовала, что Сем-ла надушилась даже меж бедер. Нужно было знать, что хозяйка дома — эльфийка, чтобы разглядеть в ней представительницу народа ушастых.

— Олловейн, неожиданная встреча. Бесса милостивая, ты ведь ранен, ты… — Сем-ла смущенно улыбнулась. — Извините, я так долго играю с этим маскарадом, что привыкла при любой возможности произносить имя одного из их идолов.