Книга Вестники Времен: Время вестников - Андрей Мартьянов

Мысли, толкавшиеся в голове былого лазутчика Римской курии, были непривычными, никогда прежде не посещавшими его беспокойную голову.

«Вот живу я, человек, одно из многих созданий Божьих. Меняю имена, города, страны, покровителей. Никому ничем не обязан, никаких долгов, никаких обещаний. Встречаюсь с женщинами, бросаю их. Завожу друзей и покидаю, не прощаясь. Беспокоюсь только о сегодняшнем дне. А потом меня заносит на другой край земли… И внезапно начинаешь задумываться: куда бежал все эти годы? К чему стремился? Вроде бы всегда среди людей, но всегда один… Не пора ли остановиться?»

Порой Дугалу казалось, будто за его спиной дребезжаще хихикает покойный дедушка Бран Мак-Лауд. Седая голова почтенного старца одобрительно трясется: мол, внучек, ничего иного я от тебя не ждал. Учинять мятеж – так по всей провинции, воровать – так императорскую корону, влюбляться – так не меньше, чем в королеву. Не посрамил семейных традиций!..

«Да если бы мне кто-нибудь заявил, что я буду без малого две седмицы таскаться к женщине заради того, чтобы говорить с ней ночь напролет… Я б такого болтуна прикончил на месте. Чтобы впредь не трепал мое доброе имя своим паршивым языком. Господи, все куда хуже, чем в какой-нибудь слезливой балладе. Не-ет, с меня довольно. Дождусь Рождества, выполняю договор и мы делаем отсюда ноги. Именно „мы“ – я и Агнесса. Остальные могут отправляться прямиком к дьяволу, выстраиваться в очередь и целовать его под хвост. Да-да, все без исключения – и Амори д'Ибелен, и мессир Конрад, и кесарь Андроник, и король Ричард вкупе со своей матушкой…»

…Третий или четвертый визит Дугала в обитель византийских правителей совпал с каким-то празднеством. Палатий гудел – повсюду ярко пылали факелы и лампы, по лестницам и галереям металась прислуга, из окон доносилось слаженное струнное бряцание и громкие голоса, декламировавшие нечто торжественное. По садовым аллеям чинно прогуливались пары и компании придворных.

Из-за многолюдья добраться до знакомых мест оказалось намного труднее, чем обычно. Балкончик пустовал, в жилых покоях дым стоял коромыслом. Незваный гость расслышал женскую болтовню, топот босых ног, сердитые окрики и шелест ткани.

Заполошная суета длилась с четверть часа, потом все стихло: обитательницы здания удалились. Шотландец беспрепятственно достиг покоев своей знакомицы, обнаружив там уйму разбросанных прямо на полу разноцветных нарядов, выстроившиеся на столе открытые шкатулки с украшениями и пару хлопочущих служанок. Пришлось затаиться, ожидая, пока взахлеб трещащие девицы наведут порядок и сгинут.

«Анна вполне может вернуться под утро. Или вовсе не придти. Оставаясь здесь, я здорово рискую».

Но Дугал все-таки решил подзадержаться. Уж больно много людей околачивалось в садах и около дворцовых построек. Не станут же они буянить ночь напролет, рано или поздно угомонятся. Они ведь благовоспитанные ромеи, не какие-нибудь европейские варвары.

Скотт побродил по опустевшему жилищу госпожи Анны, перебирая принадлежащие ей драгоценные вещицы и по въевшейся в кровь привычке решая, сколько они могут стоить. Некоторые безделушки вполне могли обеспечить безбедное существование небогатому семейству. Собрание книг на полках тоже наверняка обошлось в кругленькую сумму. Настоящее стеклянное зеркало – вообще истинное сокровище. А вот своей вышивкой фрейлина пренебрегает. За столько дней не добавила ни единого стежка.

В коридоре зашелестело, быстро зацокали по мрамору каблучки и зашлепали плетеные сандалии. Разгневанный женский голос повелел: «Идите прочь, кому сказано! Нет, мне ничего не надо! Елена, оставь меня в покое!..»

Торжества не доставили хозяйке покоев удовольствия. До слуха находившегося в соседней комнате Дугала долетел короткий сдавленный всхлип.

– Это я, – вполголоса предупредил он, боком протискиваясь в слишком узкую и низкую дверь. – Смотрю, у вас нынче веселье…

Недоговоренная фраза повисла в воздухе.

Госпожа Анна застыла посреди комнаты, уронив руки и напоминая ожившее изображение византийской святой (хотя, по мнению кельта, святые подвижницы никогда в жизни не таскали на себе такого количества золота и драгоценных каменьев). Торжественно и мрачно сияли иссиня-фиолетовые шелка, радужным огнем искрилось лежавшее на плечах женщины широченное ожерелье. Над высокой прической лунным полумесяцем горел узкий серпик алмазной диадемы. Миловидное личико исчезло, заменившись белой алебастровой маской с тщательно прорисованными бровями, удлиненными до висков глазами в черных тенях и алым пятном губ.

– Вот оно как, – без всякого выражения протянул Дугал.

– На колени падать будешь? – высоким, звенящим тоном осведомилась молодая женщина. – Каяться в оскорблении величества? Уверять, что впредь никогда и ни за что? Биться головой о стену и просить о милосердии?

– Вот еще вздумала, – опомнился шотландец. – На колени ей падай! Ввела честного вора в заблуждение и возмущается! «Я Анна», – весьма схоже передразнил он. – Здесь которую не спросишь, каждая вторая девица – Анна!

– На себя посмотри, – отпарировала госпожа Анна Комнина. – Данни – не имя! Я узнавала, у франков таких не бывает!

– Зато мне нравится, – положил конец спору кельт. – И вообще, почему ваше императорское величество не украшает своей особой гулянку в честь седьмой пятницы на неделе?

– Не могу больше, – обведенные алой краской губы беспомощно задрожали. Осторожно присев, Анна попыталась обеими руками извлечь диадему из прически. Украшение удерживалось десятком глубоко воткнутых в локоны шпилек, и женщина тихо ойкнула. – Пусть высокочтимый супруг завтра сколько угодно выражает неудовольствие моим дурным поведением. Надоело. Я есть – и меня словно бы и нет. Пустое место. Еще одна статуя для украшения зала.

Она дернула усеянный камнями серпик и вытащила таки, пожертвовав несколькими длинными прядями.

– Ну перестань, – Дугал спас прическу от дальнейшего надругательства, одну за другой выудив застрявшие шпильки. – Наверняка все не так скверно, как тебе кажется. Ты ж, как-никак, императрица византийская.

– Конечно, – в задумчивости покивала госпожа Анна. – Теперь еще напомни, сколько женщин мечтают оказаться на моем месте. Знаешь, я охотно поменялась бы с ними. Пусть они пылко ублажают семидесятилетнего старца, а потом ночь напролет прислушиваются – не крадется ли кто по комнате. Я не просила такой судьбы. Но разве меня спрашивали? Два правителя, франкский и византийский, давным-давно заключили соглашение. Дальше все было, как в сказках: маленькую принцессу посадили на корабль и через моря повезли в далекий Константинополь. Мне тогда было лет шесть или меньше.

– Разве ты не ромейка? – искренне удивился Дугал. Рассказывая конфиденту о здешней императрице, Д'Ибелен упустил из виду это обстоятельство. Видимо, решил, тот и так знает.

– Я родилась в Европе, – женщина зажмурилась и уточнила, с запинкой выговорив название: – В Аквитании. Там у меня было другое имя. Здесь меня окрестили заново и велели запомнить: отныне я Анна.