Книга Век-волкодав - Андрей Валентинов

Женщина, заметив ее взгляд, прикрыла брошь рукой.

— Меня зовут Доминика. Я сестра Георгия Васильевича Игнатишина. С Виктором Вырыпаевым мы познакомились недалеко отсюда, на трамвайной остановке. Виделись с ним всего один раз. Виктор помог мне достать одну вещь из тайника, а потом передал по назначению. Что вас еще интересует?

Зотова поглядела на ладонь в темной перчатке. Опоздала дамочка, раньше следовало брошь прятать.

— Интересует? Для начала разъясним один вопрос, гражданка. Тут недалеко, с дюжину шагов всего.

И на могильный крест кивнула — тот, что от справа от входа в шипелевский склеп. Ответа ждать не стала, повернулась, шагнула прямо в снег. Верно предупреждал Ким Петрович! «Противник, с которым мы ведем борьбу, опасен, умен и вооружен до самых зубов.» Только нас зубами не напугаешь!

…Черное гранитное подножие, присыпанный снегом маленький серебристый венок. Выше — фотография в облупившейся рамке. Вот и надпись старым сусальным золотом: «Киселева Доминика Васильевна. 1884–1910». А над золотыми буквами распростер крылышки вырезанный в твердом граните махаон. Неведомый мастер украсил изображение маленькими огоньками. Два красных камешка, два синих.

— Вы наблюдательны, — Доминика уже стояла рядом. — Ничего не поделаешь, приходится соблюдать осторожность. Даже если вас будут допрашивать по-настоящему, без сантиментов, вы не сможете вспомнить ни мое настоящее лицо, ни голос.

Ольга поглядела на старое фото, потом на женщину. Усмехнулась недобро.

— Оборотни, значит? Неглупо, но подло. Доминика Васильевна на вас уже не обидится, но зачем было Виктора представлять? Человека убили, а вы…

— Мы не знаем, что случилось с Вырыпаевым! — резко перебила Доминика. — Представили его, если вашим выражением воспользоваться, исключительно ради вас самих. Вы, Ольга, подняли совершенно лишний шум. Это нам могло помешать, и мой коллега решил таким способом вас переубедить. Глупо, согласна. Вы слишком упрямы. Поэтому я и решила с вами поговорить. Что вас интересует? Мы не шпионы и не белогвардейцы. В последние месяцы наша группа помогала товарищу Киму, потому мы и привлекли Виктора.

Зотова не поверила. В последние месяцы? А в предпоследние? Честным людям чужие лица без надобности.

— С Виктором было так. Он не принял НЭП, посчитал предательством. Некоторое время входил в группу демократического централизма Осинского и Сапронова, потом, когда фракции запретили, хотел выйти из РКП(б). Виктор был уверен, что в стране начался Термидор, верхушка партии загнила, а вожди стали предателями. Поэтому он согласился с нами работать.

На этот раз Зотовой пришлось задуматься. Против Новой экономической политики возражали многие, особенно молодые фронтовики, верившие в скорую победу коммунизма. Ей и самой не по души были жирные «совбуры» и перерожденцы с партийными билетами. Но нелегальная группа? В подполье можно встретить только крыс, не ею сказано.

— Деталей позвольте не касаться. Намекну лишь, что прикрыт Вырыпаев был очень надежно. Проговориться или сознательно выдать нас он просто не имел возможности…

Женщина протянула руку, коснулась вырезанной в камне бабочки.

— Вы, как я вижу, принесли цветы. Можете оставить их здесь, Виктор тоже стоял у этой могилы.

Ольга, молча кивнув, положила гвоздики на мокрый снег.

— Киму Петровичу мы помогали, но многое в его деятельности вызывало вопросы. Цветочный отдел — по сути нелегальная организация, организованная по образцу неаполитанской каморры. Это, кстати, не я сказала, а сам товарищ Ким. Такое сравнение ему, кажется, очень льстит.

И вновь пришлось задуматься. Цветочная «каморра» создана по приказу Вождя. Теперь отдел вроде бы расформировали, но каморру невозможно ликвидировать росчерком пера.

— А потом что-то случилось, и Виктор исчез. Как ни печально, но скорее всего он мертв. К его гибели могли быть причастны двое. Одну вы знаете…

Зотова мрачно усмехнулась:

— Нос я ей сломала, проявила мягкотелость. В висок надо было!

— Не надо, — Доминика поджала губы. — Поэтому мы и хотели вас остановить. Она должна все рассказать, именно она, потому что второй человек слишком опасен. Георгий Лафар, он один из самых опытных террористов Дзержинского.

— Лафар, — повторила замкомэск, запоминая. — Стало быть, Гондла, Лафар и товарищ Ким…

«А чего ты хотел? Полковничья дочка, голубая кровь!» Товарищ Ким, кожаный человек Егор Егорович и Гондла — она же Лариса. Пылающая многомужняя дева, Гелиос в кожаном пальто и царственный Зенит по имени Ким Петрович…

— Лафар? Крепкий такой, по виду лет тридцать пять, виски седые, вежливый, из бывших.

«Через неделю я увижусь с генералом Барбовичем. Хотите, привезу его скальп?

Женщина кивнула.

— Да, это он. Держитесь подальше, а лучше вообще избегайте встреч. Что случилось с Вырыпаевым, мы узнаем сами. Надеюсь, его удасться похоронить по-людски. А у вас, Ольга, сейчас есть выбор. Можете вновь увидеть бабочку — и все забыть. На здоровье это никак не отразится, просто небольшой провал в памяти. Если не хотите, соглашайтесь на сотрудничество. Собственно, я для этого сюда и пришла.

— Мне бы чего третье, — хмыкнула Зотова, отступая на шаг, спиной к сырым камням склепа. Рука была уже на поясе, к пистолету поближе. Доминика покачала головой, поглядела куда-то в сторону.

— Мы здесь не одни, оружие вам не поможет. Я вам не враг, Ольга. Ладно… Может, так и лучше, теперь вы предупреждены и, очень надеюсь, будете осторожнее. Честное слово дадите? О нашей встрече никому — и никогда.

Бывший замкомэск быстро кивнула, не убирая пальцев с кобуры.

— Слово! Никому — и никогда. Клещами не вырвут.

— Верю…

Доминика, глубоко вздохнув, внезапно подняла руку. Между пальцев блеснуло что-то яркое, похожее на маленькую звезду.

— Тогда вам лучше заснуть. Ненадолго, на несколько минут. Хотите колыбельную?

Ответить Ольга не успела, как и удивиться. Серый зимний день исчез, подернулся черной непроглядной пеленой, а в ушах зазвучал сухой старушечий голос.

«Господь милостив к бунтовщикам и разбойникам, потому как сам вырос на Хитровке. Сам свинец заливал в пряжку, сам варил кашку. Этому дал из большой ложки хлебнуть, этому из ложки поменьше, но два раза, а этому со дна котелка дал черпнуть. Сам бродит, ходит, голодный, но довольный, на крышу залезает, голубей гоняет…»

«Сейчас упаду», — поняла девушка, но чьи-то руки подхватили и бережно опустили на теплый снег.

«Соседней яблони яблоки кислые, сами на ладонь просятся — Господь через забор лезет, морщит переносицу, а тут Ванька Каин — жадный, сорок лет в обед стукнет, лезет с двустволкой через крыжовник, хрипит, лает. Господь видит такое дело и смело прыгает через Каина, теряет яблоки, они из рубахи как живые катятся, но донёс-таки три-четыре самых кислых, самых вкусных…»