Книга Новый порядок - Виктор Косенков

— Командир, — протянул кто-то, и Артуру почудилась укоризненная интонация.

— Я сказал — стоять! Проводите ко мне…

«На хрена?» — подумал про себя Литвинов, но отматывать назад было уже поздно.

Сопровождаемый неприязненными и недоуменными взглядами армянин приблизился к Артуру.

— Здравствуйте, Артур-джан.

— Для тебя, крыса, я не джан, мы не у тебя в сраном ауле. Тут Россия, понял?! Говори по-человечески!

— Хорошо.

— Чего надо? Ты вообще понимаешь, куда пришел?

— Да, конечно.

— И?

— Меня послал Ашот Кешищян. У него есть к вам предложение.

— Какое, на хер, предложение? Он кто, твой Ашот?

— У него есть определенный интерес в вашем районе, — сказал армянин и протянул Артуру конверт.

Литвинов уловил это дивное словосочетание «ваш район», но виду не подал. Он нахмурился, принял конверт и осторожно открыл.

Деньги.

Не слишком толстая, но вполне увесистая пачечка долларов.

— Вы можете оставить это у себя, — тихо сказал армянин. — В любом случае. Но у меня есть предложение.

Артур мотнул головой в сторону тяжелой железной двери:

— Давай ко мне, — и чуть не ляпнул: «в офис».

Армянин направился в комнату, а Литвинов перехватил удивленный взгляд Лехи Томичева.

— Все в норме, брат, — шепнул Артур, уходя за дверь.

— Не понял, — протянул кто-то из ребят, сидевших у входа.

— Тихо там, — рыкнул Томичев. — Отец будет вопросы решать.

За дверью маленький армянин почувствовал себя более уверенно.

— Итак, Артур, у Ашота есть что тебе предложить.

— А почему ты думаешь, что я хочу принимать его предложение?

— Я так не думаю. — Армянин развел руками и улыбнулся. — Как хочешь, так и будешь решать! Твой выбор. Ты тут командир, ты и решаешь. Я, знаешь, только парламентарий. И все. Ты знаешь ведь, кто держит рынок в твоем районе?

— Чурка какая-то, вроде тебя. Азер.

— Точно-точно, Артур. Именно. Азербайджанцы держат тут рынок. Бероевы. В твоем районе.

— Ну и что? Мы их все одно с дерьмом смешаем.

— А ОМОН?

— Омон-шомон. Я всех соберу, тогда и посмотрим.

— Не вопрос, Артур. Как скажешь. Но для акции деньги нужны, правда?

— Допустим.

— А у Ашота есть для тебя предложение, Артур. Денег дадим.

— А ОМОН? — в свою очередь спросил Литвинов, уже понимая, к чему клонит чернявый.

— Омон-шомон, — белозубо улыбнулся армянин. — Это наша проблема. Никто сюда не свалится. Гарантируем, да. Твои орлы только должны будут приехать на рынок и сделать ваше дело.

— А твоему Ашоту это на кой?

— Ээ… Ты умный. — Армянин поскреб щетину. От этого жеста чистюля Литвинов поморщился и чуть-чуть отодвинулся. — Ты умный, Артур, ты в институте учился, знаешь, наверное, что такое для горских племен месть? Этот пес, Муслим Бероев, тот, что рынок у тебя на земле держит, он нашему Ашоту много зла сделал. Понимаешь? Кешищяны обижены на него, понимаешь?

— А чего ж он сам сюда не приедет и не завалит этого Бероева?

— Плохие времена сейчас, Артур. Ашот дома. Он там бизнес делает. Торгует, то да се… Ашоту не надо сюда ездить. Хороший армянин дома работу находит. Это только азеры грязные сюда ездят, говно продают. Мы люди честные.

Литвинов задумался.

Ему не был свойствен слепой национализм. Артур ненавидел только тех черных, которые заполонили рынки родной ему Москвы и вообще всей России, не давая работать коренному населению. Литвинов терпеть не мог гостарбайтеров и прочих бизнесменов из-за рубежа и считал, что именно они виноваты в растущей безработице и стремительном обнищании населения. Те же армяне, но живущие в Армении, имеющие там жилье и работу, не вызывали у Артура ничего, кроме уважения. К тому же он слышал, что между армянами и азербайджанцами счеты древние. Кто-то из них кого-то резал и чуть было не извел до конца.

— Мы тебя уважаем, Артур, — продолжал тем временем парламентарий. — Потому к тебе и пришли. Нам с тобой делить нечего. Понимаешь? И ты дело сделаешь, и нам будет хорошо. Ничего ведь особенного, ты же сам этого хочешь. А так только легче будет. Тебе. Нам. Всем хорошо.

— Месть, говоришь… — протянул Литвинов.

— Да-да. Серьезное дело.

— Что мы с этого будем иметь?

— Деньги, — развел руками армянин и улыбнулся.

* * *

Дмитрий Жуковский тоже был неплохим человеком. Можно даже сказать, был хорошим человеком. И в школе, и в армии. И на работе. А его подчиненные вообще приближались к идеалу. Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор. Омоновцы были дружной командой. Люди, которые, так или иначе, совместно рискуют жизнью, обречены проводить вместе свой досуг. Иначе нельзя. Иначе не получается. И они любили своего командира. За глаза называя Жуковского Черномором.

Сам Дмитрий Олегович был человеком почти без изъянов.

Он любил свое дело. Любил своих ребят. Старался о каждом собрать наиболее полную информацию, чтобы знать, кто чем дышит, чего можно ожидать и на что можно надеяться.

Была только у Жуковского одна слабость. Он очень любил женщин. То есть, говоря просто, был натуральным, стопроцентным кобелем из тех, о которых женщины отзываются «все мужики сволочи». При этом Дмитрий Олегович был женат, имел троих детей, и денег ему не хватало. Потому что, кроме семьи и работы, у него было три постоянные любовницы, не считая случайных связей. Разводиться Жуковский не собирался, потому что жену свою любил. А уж детей и подавно. Зная об этом, одна из любовниц, Зина, втихаря снабжала его средствами к существованию. От большого чувства. Ибо каждую свою размолвку с законной супругой майор Жуковский переживал тяжело и обычно у Зинаиды. А ей было невыносимо видеть, как мучается любимый человек.

Ситуация путаная, сложная, но, несмотря на свою кажущуюся экзотичность, часто встречающаяся.

Нельзя сказать, что майор не догадывался, откуда в его кармане вдруг обнаруживалась лишняя сотенная купюра.

Как ухитрялся Дмитрий Олегович выкручиваться из этой сложной, вечно стоящей на грани фола интриги, одному Богу известно. Однако все было неплохо до определенного периода.

Но в один несчастливый день в дверь кабинета, где сидел майор Жуковский, постучали.

И принесли конверт. Простой, без марок и надписей бумажный сверток, доверху набитый фотографиями. Глянув на первую из пачки, Дмитрий Олегович схватился за волосы. Запер дверь и налил себе водки. В голове крутилось неприличное слово, которым обычно принято обозначать конец. Конец всему. Счастливой жизни. Карьере. Любовным похождениям. Да и вообще… Одним словом, конец.