Книга Вещий князь. Книга 2. Первый поход - Андрей Посняков

Так вот и стал бывший свободный крестьянин-кэрл Гирд зависимым от монастыря лэтом. И жена его с тех пор лэтка, и дети. Жил, и даже, можно сказать, получше, чем раньше, в плохие времена, — с голоду помереть не давали, правда, и похуже, много хуже, чем в хорошие. Был свободный человек — а теперь перед монастырской братией спину гнул да кланялся низехонько. Да не один Гирд — много таких было в Стилтоне. Словно паук-кровосос присосался монастырь к деревне, да разве только к одной этой? Однако ж, честно признать, не одно плохое от этого было. Хотя, конечно, плохого много, но хватало и хорошего. Голод да неурожай — монастырь ссудит зернышком. Потом, конечно, стребует, да ведь не все сусеки выметет, кое-что и оставит; разбойники или даны напали — скачет гонец в обитель, — тут уж всем миром навалятся супротив язычников — и монахи, и воины, и крестьяне; мор пойдет, лихоманка — опять же монастырские лечат; а если спор какой о меже ли, иль о том, кто кому из крестьян должен, — отец Этельред быстро рассудит, да уж, чего говорить, постарается, чтоб по справедливости. Есть, конечно, и королевский суд — так до короля как до неба пешком. И все так живут. Какие деревни — под монастырями, какие — под танами, а какие и прямо под королем! Самой-то по себе быть деревне — хуже нет. Кто хочет, тот и забидит, потому как нет у нее ни суда, ни защиты. Правда, и требуют судьи да защитнички — ого-го! Ну, тут уж никуда не денешься. Вот и сегодня собрался Гирд на монастырский двор. Да и не только он, все мужики, кроме свободных кэрлов, впрочем, тех и осталось-то — пальцев на одной руке пересчитать хватит. Вчера еще прискакал гонец из обители, приказал всем лэтам поутру в монастырь явиться. Для чего — не сказал, бросил только сердито — там, мол, и узнаете, да стегнул коня… Делать нечего, собрались Гирд да односельчане его, пошли. Скорее всего, думали — старую дорогу замостить отец Этельред решился, что ж, дело хорошее, однако ж — и жатва скоро. Гутарили промеж собой по пути мужики, не спешили особо. А как завиднелись за дальним лесом серые монастырские стены, решили — вряд ли будет аббат сейчас старую дорогу мостить, не дурак ведь, всяко сбора урожая сперва дождется, а уж потом, по осени… Там-то что, там-то можно. Заулыбались мужики, к такому выводу придя, шутки-прибаутки пошли, песенки. Отец келарь аж прикрикнул в воротах — ишь, развеселились, быдло…

А с колокольней ничего не происходило. Хотя — по всем прикидкам — должно было. Ни красили ее, ни белили, ни перестраивали. И даже у колоколов никто не маячил, не размахивал ни холстиной белой, ни алым плащом, ни еще каким знаком.

— Либо мы ошиблись и это не башня, либо нападение произойдет не сегодня, — выглянув в узкое окно, хмуро пробурчал Хельги. Он вместе с Малышом Снорри сидел за столом в келье и завтракал. После захвата карры отец Этельред расщедрился — прислал к завтраку жареных дроздов с перепелками, бобовой похлебки от пуза да изрядный кувшинец красного италийского вина, который Хельги вместе с младшим товарищем и усидели уже за беседой. Ярл-то после этого еще ничего выглядел, щеки только покраснели, а вот младший товарищ совсем поник головою да иногда, поднимая оную, водил по стенам сонными осоловелыми глазами.

— О, да ты спишь опять? — кинул на него взгляд Хельги. — Ну и спи, пес с тобой, а я так пойду прогуляюсь.

Накинув на спящего шерстяной плащ, молодой ярл вышел из кельи, осторожно прикрыв за собой дверь. На улице ярко светило солнце, хотя, судя по синим, собирающимся за холмами тучкам, к концу дня, а то и к полудню вероятен был и дождик с грозою. Впрочем, может и не быть — ветер-то с моря. Очень, кстати, удобно для нападения данов… или для тех, кто пакостит вместо них. Да, но вот условный знак… Ага, и это уже здесь. Стоявший на монастырской стене Хельги заметил внизу, рядом со рвом, длинную фигуру Ирландца в зеленом плаще и щегольской коричневатой тунике. Откуда он только деньги на такую одежку берет? В кости, наверное, выигрывает, шулер.

Завидев ярла, Ирландец махнул рукой, как будто отгоняя оводов, — на самом же деле подавал знак ярлу. Тот понял, кивнул — вроде бы со стражниками поздоровался, однако Ирландец сразу же отошел ото рва и медленно, чтобы хорошо было видно со стены, пошел по пыльной дороге в направлении луга.

Спустившись во двор обители, Хельги оказался в бурлящем людском водовороте. Ах, ну да, ведь сегодня по его же просьбе настоятель пригнал сюда зависимых мужиков из Стилтона. Ожидая аббата, мужики занимались кто чем. Кто рассказывал что-то веселое, азартно хлопая себя по ляжкам и опасливо косясь на стражников, кто просто сидел, с любопытством посматривая вокруг, а часть крестьян образовали небольшой кружок и явно играли в кости… Да, наверняка Ирландец этим же промышляет… Опа! Засмотревшийся на игроков Хельги наступил на ногу кротко сидящему лэту — неприметному мужичку с черновато-рыжей, чуть тронутой сединой, бородой и светлыми глазами, вполне философски взирающими на мир из-под чуть прикрытых век. На плечи мужичка поверх драной туники был накинут синий — вернее, когда-то синий, а теперь уже выцветший, — крашенный черникой плащ. У ног стоял деревянный ящик с торчащими из него долотом, топором, коловоротом и еще какими-то плотницкими инструментами. Заметив ярла, мужик встал и низко поклонился. Хельги прошел мимо него, как проходят мимо своей тени, обратив внимание лишь на то, что отличало этого мужика от других, — на инструменты. Глянул машинально, запомнил — мало ли, сгодится — и, нетерпеливо расталкивая плечом толпу, выбрался за ворота, где, с облегчением вздохнув, резко прибавил шагу.

Он догнал Ирландца уже на лугу — тот чуть слышно свистнул из-за кустов, когда ярл проходил мимо. Ничего нового беседа с Конхобаром не дала — он знал все то же, что и ярл.

— Может, мы ошиблись с колокольней? — предположил Ирландец.

Хельги отрицательно качнул головой:

— Вряд ли. Здесь нет больше высоких башен, а редкие скалы, что к югу на побережье, низки, да и не скалы это, скорей, утесы. Ты не забывай, сигнал должен быть хорошо виден с моря… по крайней мере в солнечную погоду.

— Следовательно, он должен быть размером с саму колокольню, — невесело усмехнулся Ирландец. — Ну, или почти.

— Вот-вот… — Хельги вдруг напрягся, взглянув на собеседника сделавшимся неуловимо чужим взглядом, тем самым. — Ты можешь сейчас спросить кое-что у этого своего приятеля, Оффы, кажется… Он ведь с утра уже толкался у врат обители — точил лясы с монахами да пришедшими стилтонскими лэтами.

— Да, — мгновенно напрягся Конхобар. — Что именно я должен узнать?

— А сам не догадываешься?

Качнув головой, Ирландец испытующе посмотрел на ярла, усмехнулся и, поклонившись, быстро зашагал обратно к монастырю. Хельги долго смотрел ему вслед и думал, и думы его были не очень-то веселы. Очень похоже, опять кто-то решил за него — истинный норманнский ярл, тем более такой молодой и горячий, вряд ли бы стал близко общаться со столь колоритной сволочью. Правда, надо сказать, сволочью умной и в данных условиях — куда как полезной. От того же Снорри, например, здесь пока не было никакого толку.

Пройдя в обход, мимо луга и рощи, ярл добрался до монастыря лишь к обедне. Встретил в воротах Ирландца — тот, видно, нарочно его дожидался, — чуть дернул подбородком — как, мол? И досадливо поджал губы — Конхобар лишь виновато пожал плечами в ответ. Выходит, и здесь пустышка. А можно было бы догадаться: ну что такого о монастырских делах может знать Оффа? Он что, особо приближенная персона? В лучшем случае только то ему станет известно, о чем толкуют между собой монахи, вообще-то люди, мало склонные к пустой болтовне, или вон что треплют языками столпившиеся во дворе мужики. Ага, вот и отец Этельред, явился не запылился, взлетел, сокол наш, на старую винную бочку, что стояла напротив лестницы неизвестно с каких времен. Нечего сказать, хорошую трибуну выбрал себе отец-проповедник! Собравшийся во дворе народ принял его с благоговением, выслушал, можно сказать, доверительно, покричал что-то с истовым рвением — и быстро затопал прочь вслед за двумя дюжими монахами. Судя по радостным физиономиям мужичков, от деревенских дел их оторвали ненадолго, максимум дня на два, как и обещал отец Этельред хитромудрому ярлу. Сам настоятель проводил лэтов отеческим благословением, затем, когда последний мужик скрылся за воротами, слез с бочки, смачно зевнул, повернулся было к лестнице, ведущей во внутренние апартаменты… и вдруг замер в задумчивости. В той самой задумчивости, когда вспомнишь вдруг, что вроде как бы забыл что-то важное, и даже ухватишь-таки мысль — о том, что именно забыл, — да так и не решишь окончательно, то ли исполнить задуманное, то ли и так сойдет. Постояв некоторое время, аббат наконец принял решение. Жестом подозвал к себе мальчишку-послушника, что-то шепнул на ухо — мальчишка понятливо закивал — и, дав отеческого пинка, выпроводил за ворота. Обернулся, соизволив-таки заметить Хельги: