Книга Княжий суд - Юрий Корчевский

Федор сбегал к подводам, принес чистую рогожу, опрокинул над ней мешок.

Зазвенели и покатились но рогоже монеты. Небольшой грудой лежали кольца, перстни, цепочки, серебряные чарки и ковш.

— Ого! — откинулся назад Федор.

— Дай всем воинам по рублю серебряному, а подводы с добром дома поделите.

Распоряжение мое было встречено восторгом и ликованием.

— Князь, вот повезло-то! — торжествовал Федька.

— Не рано ли радуешься, Федор? Как бы боярыне злато-серебро возвращать не пришлось. Жаловалась она, что совсем без ценностей осталась. А вот рухлядь, что в подводах — то уж точно ваш трофей.

— И это трофей, князь! — горячился Федька. — Все, что на саблю взято — наше!

— Так не по-соседски, Федя. Сейчас в деревню вернемся, покажу боярыне все, что в мешке. Признает ежели за свое, то верну.

— Ай — яй-яй! Креста на тебе нет, князь! — чуть не застонал Федор. — Кони да пищали для макаровских ратников надобны, а ты своими руками добытое серебро отдать хочешь!

— Молчи, Федька. Знаешь поговорку: «Жизнь — государю, а честь — никому».

Федька обиженно сопел всю дорогу.

Занималась утренняя заря. Впереди показались черные остовы сожженных изб и блуждающие вокруг люди. Пахло гарью. Мы въехали в деревню — вернее, в то, что еще вчера было Окуневым. С полуобгоревших изгородей хрипло перекрикивались два чудом уцелевших петуха, возвещавших наступление тяжкого для погорельцев дня.

Страшное зрелище открылось нашим взорам. Подожженные татарами избы догорали. Черные головешки еще тлели и курились дымком. На месте сгоревших изб лишь высились печные трубы, да и то не везде, а лишь там, где не топили по-черному.

Ехали мы медленно, обоз разогнаться не давал. Может, оно и к лучшему: глазели по сторонам — прикидывали ущерб. Вчера, во время боя, было просто не до этого. Теперь же, когда рассвело, мы воочию увидели, какое горе и разрушение принесли своим неожиданным и стремительным набегом татары. Треть изб и построек была сожжена. У каждого двора лежали на холстинах тела убитых.

У хлопцев моих от ярости и ненависти зубы скрипели.

— Вот нелюди!

Мы подъехали к сгоревшему дому боярыни. Она вышла навстречу нам, уже умытая и одетая в простенький сарафан, но явно не боярский, из холопских запасов — из тех, что понаряднее.

— Здрав будь, князь. Прости великодушно, но угостить тебя и воинство твое нечем.

— Да мы уж и откушали немного. Мы тут пленного татарина судить собрались. Вот, холопа твоего, Гришку, сыскали. Что с ним делать думаешь?

— Высечь его, да пусть на свинарнике работает. Пригрелся в боярском доме, как змея, да и подвел в нужный момент.

— Воля твоя, боярыня, только уж больно ты мягка. Он не поехал за помощью, струсил, в стогу прятался, бросив коня. Сама подумай, если бы мы не поспели на помощь вовремя, вы бы все сейчас за татарскими лошадьми на аркане в плен бежали. Думаешь, на чужбине да на скудных харчах и тяжелой работе долго протянуть можно? Или на невольничий рынок в Кафе отвезли бы и продали в рабство. Вспомни — даже у соседей — вернулся ли кто-нибудь из плена?

Боярыня наморщила лоб и задумалась.

— Нет, не припомню таких.

— Ладно, я тебе сосед, и не след мне тебя поучать. Сейчас татарина осудим, да и к себе поедем. Собери людей.

Жители деревни к полусгоревшему барскому дому собрались быстро.

Я сидел на коне — больше просто не на чем было. Боярыня стояла рядом. Макаровские русины привели связанного татарина. Я поднял руку:

— Православные! Люди русские! Сейчас будем суд чинить. Один из разорителей деревни вашей — перед вами. Как народ скажет, так с ним и поступим. Остальных с Божьей помощью удалось живота лишить.

Из толпы стали раздаваться гневные крики. Татарин втянул голову в плечи и затравленно озирался.

— Все видели зверства и бесчинства татарские?

— Видели! — разом выдохнули люди.

— Чего заслуживает татарин?

— Смерти! Казнить его! Вздернуть супостата! — кричал возмущенный народ.

Я посмотрел на боярыню Куракину. Она устало кивнула головой.

— Быть посему! Федор! Повесить татя! Чтобы и другим неповадно было.

Ратники нашли сук покрепче, перекинули через него заготовленную Федором веревку, и вскоре татарин уже болтался в петле. В самом деле — чего на него время тратить? Не в Охлопково же везти под охраной? Все свидетели и пострадавшие — здесь. И пусть все видят: скорая и справедливая кара настигнет каждого разбойника и убийцу.

После казни все крестьяне быстро разбрелись по избам. Много у сельчан сейчас забот: в первую очередь — гробы делать да погибших хоронить — по-человечески, по-христиански. А потом — жилье восстанавливать, живым надо жить дальше.

Я же подъехал к боярыне, соскочил с седла. Махнул рукой Федору. Он опустил передо мной тяжелый кожаный мешок.

— Василиса! Трофей мы взяли. По «Правде» все, что с мечом у врага отбито — мое. Но я хочу остаться в добрососедских отношениях с тобой. Посмотри, нет ли здесь и твоего добра?

Федор осторожно высыпал на холстину ценности из мешка. Боярыня склонилась, перебрала руками блестящие чаши, цепочки.

— Нет, князь, не признаю своего.

Федор шустро собрал обратно в мешок ценности и довольно улыбнулся.

— А мое добро, князь, не сыщешь ли? Ведь усадьбу поднимать надо! — с надеждой в голосе спросила Василиса.

— Невозможного просишь, боярыня!

— Да я понимаю, князь, сгинуло добро мое. Не возвернешь уже. Не осуждай — по-бабьи спросила.

Плечи ее поникли.

Жалко мне ее стало. Я задумался. Что можно предпринять? В голове мелькнула неожиданная мысль: «А попробую-ка я чудесный порошок из подземелья, что прошлое зримым делает». Чем дьявол не шутит — вдруг чего выгорит?

— Ладно, попробую помочь тебе. Ежели не выйдет у меня ничего — не взыщи. К твоему дому пойду. Только вот одному мне побыть там надо. Федор! Не пускай никого к дому барскому, пока я там буду.

— Исполню, как велишь, князь, — понимающе кивнул Федор.

Боярыня стояла, не зная, что и думать. Ратники окружили сгоревшие дом и подворье цепью, но довольно далеко от пепелища.

Я зашел через обгоревшие, валяющиеся на земле ворота во двор. Мне сразу же бросился в глаза лежащий недалеко от забора труп татарина с торчащими из спины вилами. Что же здесь могло произойти ночью?

Запинаясь за бревна и рискуя сломать ноги на обгоревших досках пола, я прошел к остову одной из печей барского дома. Рядом багряно курился кусок упавшей балки.

Я достал один из мешочков с зельем и бросил несколько крупинок на тлеющие угли. Затрещал огонек, поплыл дымок. Вокруг меня начали появляться видения событий, происходивших здесь в недавнем прошлом.