Книга Соперницы - Ольга Карпович

* * *

В этот момент в комнате, смежной с кабинетом, началась какая-то возня — приглушенные голоса, стук дверей, быстрые шаги. Голубчик замолчал, нахмурился, поднялся из-за стола и двинулся к двери — разобраться, что такое творится в его монарших покоях. Из соседней комнаты доносились голоса: истеричный женский, монотонно бубнящий — голубчиковского охранника, личного шофера и верного оруженосца Паши, и, наконец, властный, мощный — самого хозяина:

— Я не понимаю, с какой целью вы пришли ко мне! Эти вопросы решаются через менеджера по персоналу!

— Да я ж вам говорю, я у него уже была, — возбужденно булькала тетка, и, прислушавшись, я узнала по голосу «блистательную Натали». — Но этот Филиппов, он какой-то олух, прости господи. Ничего не понимает. Я ему — я больна, понимаете вы это? Озноб, температура! Мне в больницу надо, я не могу в таком состоянии выступать. А он заладил: где я вам найду замену посреди круиза? Идите в каюту, чаек там пейте. А к вечеру чтоб как штык! И слушать ничего не хочет. Вот я и прибежала к вам! Вы уж поймите, у меня самой все сердце изболелось, что я вас так подвожу.

— Наталья Григорьевна, чего конкретно вы хотите? — нетерпеливо прервал ее Анатолий Маркович. — Вам нужен врач?

— Да какой тут врач, мне сойти на берег нужно. И срочно в Москву — лечиться. Понимаете? А Филиппов не отпускает, грозит неустойкой, — плаксиво объяснила Наталья.

— А я чем могу помочь? Я с условиями вашего контракта незнаком. Все варианты развития событий в случае форс-мажора должны быть там прописаны. Вполне возможно, что Филиппов прав насчет неустойки…

— Да я же понимаю, что контракт, но чисто по-человечески… — заныла настырная бабища.

— Чисто по-человечески, — передразнил ее Голубчик, — мне не кажется, что вашей жизни и здоровью угрожает серьезная опасность. Выглядите вы здоровой и энергичной. А удовлетворять все капризы персонала я не могу.

— Ладно! — бухнула вдруг тетка. — Я вам как на духу. Как родному, всю правду скажу.

— Спасибо за доверие, — иронически заметил Голубчик. — Вы уверены, что мне это будет интересно?

— Понимаете, здесь на корабле я случайно встретила одну бабу… То есть она-то наверняка втерлась сюда не случайно, тварюга подлая! Специально выследила, явилась, как с того света. Мы и думать про нее забыли, а она-то всю жизнь сукой злопамятной была, вот и приехала теперь мстить. В общем, она мужика моего, Женю, обвести вокруг пальца хочет. Не знаю уж, что она там выдумала больной своей головой — окрутить его, заморочить, у меня увести или еще что похуже. Но, только она к нему уже подобралась, я вчера это точно узнала. Подкараулила его где-то тут, на теплоходе, и мариновала полдня. Не знаю уж, что там ему пела, да только вечером он вернулся желтый весь да больной совсем. Он когда-то с ней путался по молодому делу, жили вместе даже. Но расписаны не были, ничего такого. Мы уж почти двадцать лет женаты с ним, а она вот не уймется.

— Наталья Никифоровна, перестаньте! Избавьте меня от вашей персональной Санта-Барбары, — пытался унять ее Голубчик.

Однако я-то знала, что еще минута, еще парочка названных имен, и настроение его коренным образом переменится. Затаив дыхание, я слушала клекот Натальи.

— Да как же избавить, за безопасность пассажиров вы же отвечаете? Если тут убийство произойдет, вас же милиция по головке не погладит?

— Господи, что вы несете? Какое убийство? — устало отбивался Голубчик.

— А такое! Она один раз-то уже покушалась на него, Светка-то. Тогда и загремела по полной. Я думала, избавились мы от нее, навсегда избавились. А оно вон чего вышло-то! Может, хочет начатое до конца довести?

— Стоп! — гаркнул вдруг Голубчик.

И голос его был таким страшным, хриплым, сорванным, что даже я, отделенная от него перегородкой, вздрогнула. Наталью же, по моим представлениям, тем более должно смести этой мощью за борт.

— Стоп! Какая Светка? О ком вы сейчас говорите?

— Да как же, вот же я и говорю, Светка Полетаева… — залопотала испуганная Наталья. — Она еще в Большом солисткой была, давно, лет двадцать назад. Может, слышали? Теперь-то вроде за иностранку себя выдает, очки темные на нос нацепила. Да я-то ее в любом виде узнаю, меня не проведешь! Вы поймите, я не могу с ней на одном корабле оставаться! Мне спасать надо все: себя, мужа, все свое, кровное, нажитое годами.

Повисла тяжелая пауза. Я бы, кажется, душу дьяволу продала, чтобы увидеть лицо Голубчика в этот самый момент, когда смысл Натальиной болтовни начал до него доходить. Интересно, исказились ли хотя бы теперь его недвижные каменные черты?

— Я понял вас, Наталья Григорьевна, — наконец веско произнес Анатолий Маркович. — Идите!

— Так, а как же… — начала она, но он повторил властно, с нажимом:

— Идите!

И было в его тоне что-то такое, что она не посмела ослушаться, вымелась из каюты с первой космической скоростью. Пора, наверно, и мне отчаливать, однако я несколько опасалась появиться на глаза Анатолию Марковичу. Он поймет, конечно, что я все слышала, и неизвестно еще, как отреагирует. И все-таки нужно выходить из своего укрытия, черт с ним, не пристрелит же он меня, в конце концов, как ненужного свидетеля.

Любопытство не давало покоя — что теперь будет? Наталью и ее неверного принца-супруга он, разумеется, ссадит в первом же порту. Для чего ему лишние конкуренты? Конечно, сам он этому замшелому Евгению сто очков вперед даст, но вдруг над Светланой-Стефанией ностальгические чувства верх возьмут? Лучше уж наверняка, по крайней мере, я бы на его месте так рассуждала. С другой стороны, допустим, они исчезнут, так неужели же Стефания этого не заметит? Вот так вот просто смирится, что бывший муж мелькнул два раза, передал привет из прошлого и испарился?

Я вышла из кабинета в небольшой узкий холл, где и происходило историческое объяснение Голубчика с Натальей. Анатолий Маркович стоял спиной ко мне и смотрел в окно, куда-то поверх высвеченной ярким светом палубы в сливающееся с синей полосой речной воды, выцветшее от солнечных лучей майское небо. Его фигура, могучая, сильная, вся словно выточенная из цельного куска крепкого камня, перекрывала солнечный свет. И меня снова посетила завораживающая жуть от осознания спокойной, уверенной силы этого человека. Он медленно обернулся, услышав мои шаги. Лицо его, как обычно, было непроницаемо, лишь у губ образовалась складка, придававшая облику выражение жестокой решимости.

— Продолжим в другой раз? — осторожно уточнила я.

— Да, — кивнул он. — Я сообщу вам, когда смогу выкроить время.

Я направилась к дверям, чуть помедлила у выхода. По всем соображениям здравого смысла нужно промолчать, но я была бы не я, если бы на свой страх и риск не решилась удовлетворить пожиравшее меня любопытство.

— Анатолий Маркович, — начала я, — вы их ссадите, Наталью и Евгения, да?

Он снова медленно повернулся. Наверно, примерно с такой тяжелой грацией слезают по ночам с пьедесталов гранитные памятники, отправляясь куролесить по уснувшему городу.