Книга Умм, или Исида среди Неспасенных - Иэн Бэнкс

Пришлось начать водные процедуры: в ход пошли самые разные емкости – наперсток, чашечка для яйца, стакан, пивная кружка и, наконец, ведро; только теперь Зеб убедился в серьезности моих намерений и понял, что выспаться уже не светит, как бы его ни «ломало». Обычно люди продирают глаза после первого же наперстка, выплеснутого на физиономию, но Зеба не смог пронять даже стакан, что свидетельствовало то ли о тягчайшем похмелье, то ли о недюжинном самообладании. (Кабы не запреты нашей веры, я бы поспорила на деньги, что знаю ответ.)

Видок у него был жуткий, голос – как при зверской простуде; засев в уборной, Зеб надолго затих, и я стала барабанить в дверь, опасаясь, что он спит на унитазе, но в этот раз реакция последовала незамедлительно. В конце концов ему удалось, как он выразился, «просраться», и мы вышли из дому, хотя и недопустимо поздно – около десяти.

Зеб отправился меня сопровождать в грязных кроссовках на босу ногу, во вчерашних драных джинсах, в рубашке под дырявым свитером и в старой куртке. По пути к метро я заглянула в одну из прорех на свитере и сурово спросила:

– Брат Зебедий, рубашка, хочу верить, застегнута наизнанку?

– Ох, – сказал он. – Черт. Ай. На. Вот. Оссподи. Шагай.

– Не увиливай, брат Зебедий. Снимай-ка свитер.

– Ох. Йопт. Шагай. Матьтва. Не трожь. Ай. Преградив путь, я взяла у него куртку и помогла стянуть через голову свитер.

– Оссподи. Я, это. Типа. Того. Йопт. Не нарочно.

Мы остановились возле газетного киоска; стоило ли удивляться, что покупатели бросали на нас неодобрительные взгляды, слыша этот поток красноречия. Зебу пришлось подержать куртку и свитер, пока я одну за другой расстегивала пуговицы на его рубашке и застегивала их как положено.

– Йопт. Ай. Чего попалось. Тушка. Ну, она, это. Мы с ней. На пару. Шмотки. Типа. Что под рукой.

– «Застегивай сорочки свои наизнанку, дабы Спасенный узнал Спасенного», – поучительно процитировала я.

– Ну. Дык. Йопт.

Традиция застежки наизнанку обязана своим возникновением Сальвадору, который в свое время, перед поездкой в Сторноуэй, устыдился разнокалиберных рубашечных пуговиц. Когда у нас созрело убеждение, что это служит опознавательным знаком членов Ордена и постоянным свидетельством того, что мы – Иные, такая процедура получила культовый статус. Застежка наизнанку осуществляется несложным образом: пуговица заводится в петлю сверху и оказывается спрятанной, обращенной к телу.

– Так-то лучше, – сказала я, заправляя рубашку Зеба в джинсы, и хлопнула по впалому животу. – Силы небесные, брат Зебедий, еле-еле душа в теле!

Со вздохом натянув свитер и набросив на щуплые плечи куртку, Зеб хотел было идти дальше.

– Эй! – одернула я и указала на его лоб.

– Оссподи. Ай. Йопт. Матьтва.

– Подозреваю, у тебя иссяк запас благословенной грязи, – сказала я. – В виде исключения можешь воспользоваться моей, а дома подарю тебе целый флакон – специально из Общины привезла.

– Матьтва, – повторно ругнулся Зеб, но не стал противиться, когда я вывела у него на лбу грязевую галочку.

– Вот так. – Я убрала свой пузырек в карман и взяла Зеба под руку, чтобы продолжить путь к станции метро. – Теперь мы с тобой во всеоружии: город нам не страшен.

Зеб совсем сник и не произнес ни звука, пока мы не купили билеты, – вот тогда-то он и спросил, можно ли употреблять в пищу кенгуру.

– Вопрос на засыпку, – призналась я. – Смотря как считать: передние лапы – это у них ноги или руки?

– Во-во, – подтвердил Зеб. – Точняк. Врубилась.

– С ходу не решить. – Мне даже сделалось не по себе. – Надо будет спросить у Основателя.

– У меня дружбан, – сказал Зеб. – Австрал. Пробовал. Грит, типа. Мясо. Ништяк. Ни жиринки. Вкуснятина. Вообще. Кайф. Жрачка. Честно.

– Хм, – задумалась я. – Тогда, по всей вероятности, можно решить вопрос положительно; я так считаю: если Бог создал какой-то продукт вкусным, на то есть причина.

– Верно. Сечешь. Я так же. Ага.

Зеб сначала оживился, а потом впал в несвойственную ему задумчивость, как будто внезапная мысль лишила его покоя.

– Оруэлл? – неуверенно спросил он.

– При чем тут Оруэлл? – удивилась я. Зеб развел руками:

– «Четыре ноги – хорошо».

Я тупо уставилась на него, но вскоре сообразила и хлопнула его по спине, да так, что он чуть не упал:

– Вспомнила! «Две ноги – плохо!» – Меня разобрал смех – Очень остроумно, брат Зебедий!

Его смущению не было предела.

Мы доехали до конечной станции «Бейкер-стрит». Чтобы сделать пересадку, нам пришлось практически подняться на поверхность; брат Зеб занял очередь в кассу, а мне оставалось ждать в сторонке и сокрушаться, что лондонское метро не дает возможности ездить «на обратных».

Я огляделась. Ну и толпы! Полная противоположность нашей Общине, где изо дня в день, неделю за неделей, а иногда и несколько месяцев подряд видишь только знакомые лица, причем хорошо знакомые, потому что там все свои, а встреча с незнакомцем – это целое событие. Здесь же все наоборот: кругом чужие, а увидеть знакомое лицо – большая радость и удача.

– Простите, вам помочь? – спросил одетый в серое пальто мужчина средних лет с черным портфелем в руке, осторожно взяв меня под локоток. – Вижу, стоите как потерянная.

– Отнюдь, – сказала я, косясь на его руку. – Я принадлежу к сонму Найденных. А вот вы, сэр, видимо, Потерянный.

– Не понял. – Мои слова сбили его с толку.

– Друг мой, вам сейчас встретилось счастливейшее и самое привилегированное создание на этой скорбной земле, ибо мне даровано предстояние перед Богом. Для меня большая радость и высокая честь…

– Эй! – К нам подскочил Зеб.

Пассажир забормотал извинения и, потупившись, растворился в толпе.

– Брат Зебедий, а как же моя миссионерская деятельность? – упрекнула я, когда мы уже шли к поездам.

– А вдруг. Черт. Типа. Маньяк. Йопт. Похож. Ты это. Остерегись.

– Не считай меня наивной, Зеб, – сказала я. – Мирские низости и пороки большого города мне не страшны. Возможно, у этого джентльмена возникли неблаговидные и даже сексуально-хищнические позывы, но ответь: разве не такие души в первую очередь взывают о спасении? Как служительница Истинной церкви, и тем более как Богоизбранница, я облечена святым долгом – проповедовать благое слово где только можно. Спасибо за твою заботу, но прошу, не считай, что меня дурят, когда на самом деле я проповедую. Если потребуется, я сумею позвать на помощь.

Похоже, эта отповедь не на шутку обидела брата Зебедия; хорошо еще, я не успела сказать, чтобы он не заблуждался на свой счет: в минуту опасности его вмешательство вряд ли повлияло бы на расстановку сил, поскольку он дюйма на полтора ниже меня ростом, а о физических кондициях и говорить не приходится. Мы уже вошли в поезд метро, а Зеб все еще дулся. Даже когда я попыталась его развеселить приглашением в вагон-ресторан, он только вытаращил глаза и фыркнул.