Книга Банкир - Дик Фрэнсис

Ах, да, вспомнил я. Ветеринар. Ян Паргеттер, ветеринар, который не возражает против сотрудничества с нелицензированными коллегами.

Ян Паргеттер заколебался, но все же протянул свой стакан, словно не устояв перед приятным искушением.

— Только немного, Кальдер, — предупредил он. — Я должен идти.

По моим прикидкам, ему могло быть лет сорок; солидный, вызывающий доверие, светлые седеющие волосы, пышные усы и вид человека, который к жизни относится по-хозяйски. Кальдер объяснил, что именно я отвел нож, нацеленный на него в Аскоте, и Ян Паргеттер сделал ожидаемые замечания насчет удачи, быстрой реакции и — кто мог хотеть убить Кальдера?

— Вообще это был незабываемый день, — сказал Кальдер, и я согласился с ним.

— Мы все сорвали куш на Сэнд-Кастле, — сказал Кальдер. — Жаль, что его так скоро поставили в стойло.

Я усмехнулся.

— Может быть, мы еще сорвем куш на его сыновьях.

Насколько мне было известно, особенного секрета не составляло, откуда взялись средства на покупку жеребца, но раскрывать этот секрет было делом Оливера Нолеса, а не моим. Я понимал, что Кальдер мог заинтересоваться, но этика банкира, как обычно, заставила меня промолчать.

— Великий конь, — сказал Кальдер с тем же воодушевлением, что и тогда, в ложе Дисдэйла. — Один из величайших.

Ян Паргеттер согласно кивнул, потом одним глотком прикончил свою выпивку и сказал, что ему пора.

— Дайте мне знать, как там этот пони, Кальдер.

— Да, конечно. — Кальдер проводил отбывающего гостя до двери и похлопал его по плечу. — Спасибо, что навестили, Ян. Очень вам признателен.

Было слышно, как за Паргеттером закрылась парадная дверь. Потирая руки, вернулся Кальдер и сказал, что хотя на улице и холодно, мне, должно быть, интересно осмотреть усадьбу, пока не прибыли на ленч остальные гости.

И вот мы двинулись в обход квадрата с открытой стороной, и Кальдер, переходя от стойла к стойлу, давал мне короткую справку о болезни и видах на будущее каждого пациента.

— Этот пони поступил только вчера... предполагалось, что он возьмет приз, но посмотрите: мутные глаза тусклая шерсть, общий упадок сил. Мне сказали, что у него уже несколько недель не прекращается понос. Я их последняя надежда, так они сказали. — Он философски улыбнулся. — Не понимаю, почему больных лошадей не присылают ко мне как к первой надежде. Но что делать, обычно пытают счастья сначала у профессиональных ветеринаров. Нельзя их упрекать, наверное.

Мы двинулись вдоль ряда.

— Эта кобыла поступила три недели назад, кашляла кровью. Я был последней надеждой ее хозяина. — Он снова улыбнулся. — Уже идет на поправку.

Кашель почти прошел. Хорошо ест, прибавила в весе. — Кобыла лениво щурилась на нас, пока мы брели мимо.

— Вот кобылка-двухлетка, — сказал Кальдер, заглядывая поверх нижней дверцы. — Вся была в инфицированных язвах, чахла шесть недель, пока не попала сюда. Антибиотики оказались бесполезны. Теперь язвы подсыхают и затягиваются. Вполне удовлетворительно.

Мы прошли дальше.

— Здесь чей-то любимец, помню только, что из Глочестершира. Не знаю, смогу ли что сделать, хотя, конечно, попытаюсь. У него, по сути, одна беда — возраст.

И дальше:

— Вот звезда трехдневных соревнований. Попал сюда из-за периодической крови в моче; непереносимость к антибиотикам. Ему явно было очень больно, и он никого к себе не подпускал. Но теперь он в порядке. Он еще останется здесь на некоторое время, но я уверен, что болезнь излечима.

Трехлетний жеребец, выиграл скачки в прошлом июле, но потом начали лопаться кровеносные сосуды, и это продолжалось, несмотря на лечение. Он здесь две недели. Последняя надежда, естественно!

У следующего стойла он сказал:

Не смотрите на нее, если вы брезгливы. Бедная несчастная кобыленка, она так слаба, что не может держать голову, и все кости выпирают из-под кожи. Какое-то болезненное истощение. Анализ крови не показывает, что там такое. Не знаю, смогу ли вылечить ее. Дважды прикасался к ней руками — и ничего. Не... чувствую. Иногда это затягивается надолго. Но я не отступлюсь, надежда есть всегда!

Он повернул кудрявую голову и указал на другое стойло чуть впереди.

— Дальше тут есть жеребчик, который пробыл здесь два месяца и только недавно откликнулся. Его хозяева были в отчаянии, и я, признаться, тоже, но вот три дня назад я вошел в его стойло и почувствовал, что с моих ладоней стекает сила и входит в него, и на следующий день наступило улучшение.

У себя дома он говорил гораздо свободней и естественней и меньше напоминал лектора, цитирующего заученный текст, но все равно, когда речь зашла о целительных прикосновениях, я почувствовал ту же недоговоренность, что и в Аскоте. Я был неверующим, вот что. Я бы никогда в жизни не доверился знахарю без диплома, возможно, потому, что только один раз непосредственно сталкивался с изысканиями в области «прикосновений»: мой близкий друг по колледжу, у которого обнаружили неоперабельный рак, пошел к целительнице, как к последней надежде. Услышал он от нее только одно: он умирает, потому что хочет умереть. Стоя во дворе Кальдера, я живо вспомнил гнев друга, который я разделял. Интересно, могла бы та женщина утверждать, что и лошади чахнут потому, что хотят умереть?

— Существуют ли болезни, с которыми вы не можете справиться? спросил я. — Которые вы не беретесь лечить?

— Боюсь, что да, — Он удрученно улыбнулся. — Есть кое-что, например, поздняя стадия ламинита и... корь... — Он покачал головой. — Это смерть.

— Вы меня разочаровали.

— Очень жаль. Понимаете, ламинит — это воспаление копыта, такое состояние ноги, когда кость начинает крошиться и лошади под конец не могут стоять от боли в ногах. Они ложатся, а лежащая лошадь может прожить не больше нескольких дней. — В голосе его слышалось сожаление. — А то, что называют корью... — продолжал он, — это страшная инфекция, смертельная для жеребят. Она вызывает что-то вроде пневмонии с абсцессами в легких.

Жутко заразная. Знаю один конный завод в Америке, где в один день потеряли семьдесят жеребят.

Я слушал с ужасом.

— А в Англии она есть? — спросил я.

— Встречается, но широко не распространена. Она не поражает взрослых лошадей. Даже трехмесячные или чуть постарше жеребята уже в безопасности.

— Он помолчал. — Некоторые малыши, конечно, выживают, но у них, вероятнее всего, останутся рубцы в легочной ткани, которые ослабляют дыхание и делают лошадей непригодными для скачек.

— Есть против нее вакцина?

Он снисходительно улыбнулся.

— В области конских недугов велось очень мало исследований, главным образом из-за дороговизны, но еще и потому, что Лошади слишком велики и их нельзя содержать в лаборатории и проводить контролируемые серии опытов.