Книга Девушка с холста - Алина Егорова

Бедные внушали девушке какой-то непонятный страх, который быстро перерос в отвращение. Она старалась выбросить из памяти все то, что было раньше, а когда вспоминала, всегда плакала. Наташа придумала для себя другое, правильное прошлое, за которое не стыдно. Тот кошмар, в котором еще совсем недавно она жила, был вовсе не с ней, Наташей Щербановой. Она всегда жила в большой квартире Вячеслава Игнатьевича, никогда не существовало отца-алкоголика, не было Шныря и его подвала — раньше не было ничего. Сейчас Наташа искренне не понимала, как это может не хватать на продукты или на одежду, смотрела на неимущих с презрением, будто бы и в самом деле никогда не знала нужды.

Идея поступления Наташи в институт полностью принадлежала Грибакину. Тамара Васильевна не хотела отпускать дочь — очень беспокоилась, мало ли что с ней случится. Наташа к учебе относилась весьма прохладно, но соблазнилась столичной жизнью. Вячеслав Игнатьевич хорошо понимал, его падчерица хоть и не глупа, но со своими чудовищными пробелами школьной программы ни в один вуз не поступит. На помощь пришла контрактная основа, которая помогает получить образование каждому, кто заплатит.

— Забавная история, — задумчиво произнес Атаманов, выслушав доклад Кострова.

— Получается, первая модница и сноб, не терпящая малообеспеченных, в прошлом бродяжка? — изумился Носов. — Она, наоборот, должна была, как никто другой, понимать Клиновскую, а не презирать ее за бедность.

Михаил приехал из Тихвина накануне ночным поездом. Накануне — сильно сказано, так как поезд, ожидаемый в Петербурге к двум часам ночи, сильно опаздывал, поэтому прибыл на Московский вокзал ближе к утру. Несмотря на недосып и усталость, Костров на службу пришел вовремя, и после совещания у Михалыча он полтора часа выступал в роли кота Баюна, вещающего сказки и легенды.

— Такое часто бывает. Люди, поднявшиеся с самого дна, после с особой ненавистью и брезгливостью относятся к нищете, — пояснил Андрей. — У них формируется комплекс. Видят в бедных свое прошлое, малоимущие для них как напоминание о тяжелых временах. А для Щербановой это не просто трудное детство, а еще и унижения, боль, холод, голод, поступки, в которых теперь стыдно признаться.

— Бедная девочка, — заключил жалостливый Шубин.

— Вот и ответ на вопрос: зачем Щербановой в последнее время срочно понадобились деньги и на что она их тратила, — сделал вывод Атаманов. — Ай да Шнырь, ай да сволочь!

* * *

— Ты ничего рассказать не хочешь? — с ходу взял в оборот Пасечникова Юрасов.

— Вы о чем? Я вашим все уже по десятому разу говорил.

— А сейчас в одиннадцатый расскажешь, только теперь без дураков. Вы с Щербановой в Тихвине были знакомы?! Отвечай! — заорал Антон.

— Ну были, — равнодушно сказал Шнырь.

— Ты учил ее воровать, заставлял заниматься проституцией, сутенер хренов!

— Что-то ты гонишь, начальник.

— А теперь взялся шантажировать Щербанову прошлым, да? Что молчишь?! За что ты ее убил?! Говори! Быстро!

Судя по лицу Пасечникова, угрозы Юрасова на него впечатления не произвели. Шнырь по-прежнему лениво выковыривал грязь из-под ногтей. Он не сомневался: ничего серьезного против него у милиции нет.

Сергей все же счел благоразумным пойти на диалог. Он делал это не ради памяти о Наташе и не из-за угрызений совести, которой у него никогда не было, а только для собственного благополучия. Убийство — дело серьезное. Ментам надо на кого-то его повесить, и есть все основания, что этим кем-то окажется именно он, Серега Пасечников.

— Я тебе вот что скажу. Но это без протокола. — Шнырь впервые посмотрел в глаза Антону. — Около Дранки… То есть около Наташи все время топтался один крендель. Думаю, что это он ее того.

— Ты о ком, о Смехове?

— Димона я знаю, он нормальный пацан — пиво вместе пили. Я про другого. Тот не из общаги. За Наташкой ходил, выслеживал будто бы. Он толком следить не умеет — кепку на брови надвинул, очки нацепил, думает, зашифровался, Штирлиц.

— Та-а-ак, — протянул Юрасов, — а с этого места подробней. Как он выглядел? Фоторобот составить сможешь?

— Нет, командир, — начал отбояриваться Шнырь, — мы так не договаривались.

Но Юрасов уже вцепился в него железной хваткой, из которой вырваться еще никому не удавалось.

— Красавец, — прокомментировал Андрей, когда ему принесли фоторобот парня, выслеживавшего Наталью. — А вдруг твой Шнырь наврал? Придумал эту историю, чтобы отвести от себя подозрения.

— Если наврал, я его в порошок сотру, — пообещал Антон.

В кабинет Атаманова, где беседовали они с Юрасовым, постучали. Затем на пороге возникли Костров с Носовым. Вскоре подтянулся Шубин.

— Не наш клиент. Я его раньше не встречал.

— Я тоже, — кивнул Атаманов. — Проверим по картотеке.

— Думаю, надо еще раз по знакомым Щербановой пройтись, может, кто и узнает этого Кренделя.

— Правильно, Миха, — согласился Андрей. — Чего тогда тут стоишь?

— «Кто меня за язык тянул? — подумал Костров. — Дел и без того хватает». — И, обращаясь к Саше Носову, сказал:

— Я в общагу поеду, а институт тогда за тобой.

* * *

Миша появился в общежитских дверях в самое неподходящее для цели его визита время — когда прилежные студенты еще на занятиях, а остальные либо еще не проснулись, либо разбрелись по делам. В пустом вестибюле близорукая старушка вахтерша что-то вязала под бубнящее радио, не поднимая глаз на вошедшего Кострова. И только когда Миша попытался пройти через турникет, на него обратили внимание.

— Чего ломишься? Не видишь, закрыто?! Пропуск показывай!

Вахтерша долго разглядывала Мишино удостоверение, недоверчиво смотрела на Кострова, бормоча: «Знаю я таких».

— К кому идешь? — спросила она, записывая в большую толстую тетрадь данные посетителя.

— К Дмитрию Смехову, — быстро ответил оперативник.

— Его нет. — Немигающий взгляд в упор.

— Тогда к Таракиной.

— Таракина еще не приходила.

— С комендантом поговорить можно?

— У Нелли Владимировны сейчас перерыв.

Миша толкнул стальную лопасть турникета, но она осталась неподвижной — бабуля дожидалась ответа. Тогда он задрал ногу и перешагнул ограждение. Сопровождаемый недовольным ворчанием, Костров нырнул в темноту коридора в надежде найти кабинет коменданта. Дверь с соответствующей надписью располагалась в самом дальнем углу, на ней висело расписание. Миша взглянул на часы: обед давно закончился, однако дверь была заперта. Костров решил зайти сюда позже и, чтобы не терять времени, отправился к студентам.

Он тщетно стучал в дверь комнаты четыреста девять: вахтерша не соврала — Смехова дома не оказалось. Таракиной тоже не было. Миша задумался: кому еще можно предъявить для опознания фоторобот? Вроде бы любому — каждый из жильцов общежития мог его видеть. Он огляделся: в коридоре никого. Миша заглянул на кухню — и там ни души. Порадовало наличие большой кастрюли на плите, из которой вытекала желтоватая жидкость. Вскоре появился ее хозяин с ложкой и пакетом приправ. Он торопливо убавил огонь и стал помешивать блюдо.