Книга Вся правда о небожителях - Лариса Соболева

– Может, она дистрибьютор, – возразил Вовчик. – Эти промоутеры всяческого барахла как раз имеют свободный график и постоянно встречаются с лохами, но…

– Вот именно: но, – перебил Артем, отъезжая от злополучного дома. – Подтверждения о дистрибьюторской деятельности нет, в противном случае мы бы нашли рекламные брошюры, как ты говоришь, барахла, которое она впаривала.

– А вы заметили… – Валентин придвинулся ближе к первым сиденьям, адресовав вопрос конкретно Артему: – В расписании Камиллы девяносто процентов встреч с мужчинами.

– И что? У тебя есть версии?

– Конечно, есть, – хмыкнул Вовчик. – Камилла проститутка.

– Не паясничай, – осадил его Артем. – Вполне возможно, что она была проституткой, но тогда очень дорогой, судя по ювелирной коллекции. И клиентов имела постоянных, как я заметил.

– Насчет клиентов, – оживился Валентин. – Несколько раз в дневнике фигурирует «Нэпман», я знаю одно место с этим названием – ресторан в центре города. Думаю, туда стоит наведаться с ее фотографией.

– Наведаемся, – пообещал Артем.

– И надо выяснить, что за название «Север», мне кажется, это тоже какое-то заведение, может, частная баня, салон…

– Выявим все заведения под вывеской «Север».

В том же духе они набрасывали план действий до прокуратуры. Вовчик с облегчением вздохнул, когда следак покинул салон авто, и, как только Артем тронулся, его прорвало:

– Если б он знал, что у нас есть и подозреваемый…

– Я бы не спешил с выводами.

– А я не спешу. Но в прошлую пятницу умерла Алисия, ты же помнишь – Павел Рогозин называл день и число. Кама внесла имя Алисы в план, не думаю, что это другая женщина. Потом в дневнике стоит встреча с какой-то «Жениной тушей», а потом «Нэпман». Почему она перечеркнула субботний план и половину следующей недели? Кама чего-то боялась, то есть кого-то. Мне думается, Рогозина!

– Сейчас захватим Софию и поедем к нему.

– Задерживать?! – вытаращился Вовчик.

– Пока только выясним алиби.

– Тогда я молю бога, чтоб оно у него было.

София ждала у дороги, Вовчик хотел уступить ей место рядом с водителем, но она отказалась, сев назад, и кинула парню на колени газету:

– Читай, Вовка, но не вслух, я это слушать не хочу.

– Что-то случилось? – глянув в зеркало заднего вида, спросил ее Артем.

– Там, – указала она пальцем на газету, – меня опустили ниже плинтуса. Ладно, читай вслух, а я заткну уши.

София на самом деле закрыла пальцами уши и отвернулась к окну, но голос Вовчика с комментариями доставал ее, и она переключилась на роман…

Который продолжился так

Через крошечное оконце с решеткой под самым потолком пробивался день, бросая рассеянный свет в подземелье, а днем не так страшно. Ночь девушки спали чутко и тревожно, тесно прижавшись друг к дружке, днем глаз не сомкнули. Очень пугало Арину, когда скрежетали засовы и открывалась дверь, бедняжка отползала в угол и тряслась. Но это мужиковатая тетка приносила еду на подносе, а также графин, и как только она уходила, первой к еде бросалась Арина и наливала из графина в кружку.

– А вдруг там отрава? – осторожничала Наташка.

– Вино это, – сказала Арина еще утром. – Пей, не так страшно будет.

И не открылась, чего она боялась. Наталья впервые в жизни проглотила кружку вина, оно разлилось по жилам, ударило в голову и зажгло тело, казалось, внутри поселился зверь, выгрызающий кости. Девушка прилегла на тюфяк, стало все равно, что будет с нею. Однако недолго. Вскоре Наташкина рука потянулась к еде – где бы еще она поела мяса вдоволь?

Второй раз тетка принесла еду, когда в подземелье заползала темнота, а с нею и прежний страх охватывал. Девушки поели, от вина Наташка отказалась, запомнив, сколько неудобств оно причиняет.

Да, темнота наступила быстро, а время потянулось медленнее медленного, обе не спали, говорили мало. Наташка пыталась вовлечь в разговор Арину, а на ту, видимо, плохо действовала темень, она шепотом молилась и как будто чего-то ждала. Может, спасения? Или утреннего света?

– Какая здесь тишина… – вымолвила Наташка. – Словно окромя нас, никого нет на свете божьем.

– Есть, – глухо сказала Арина. – И они придут… Только когда?

– Ты говоришь непонятно…

– Чшш! Слышишь?

Наташка прислушалась… Точно, шаги слышались все отчетливей, у двери затихли. По шороху Наталья определила, что Арина отползает.

Дверь отворилась, зашла мужиковатая тетка с подсвечником, за нею двое мужчин, которые направились к Арине.

– Нет! – завопила девушка, вжимаясь в стену. – Я не хочу! Не надо!

Ее схватили за руки и волоком потащили к выходу, Арина извивалась, упиралась, кричала… Наташку трясло, она и сообразить не успела, что происходит, а дверь уже захлопнулась, снова пришла темнота, но не тишина. Слыша, как кричит подружка, девушка заплакала, догадавшись, что здесь творится зло.

Крики стали глухими, но Наташка их слышала и различала перемены: сначала они были паническими, окрашенными мольбой, потом…

– Господи, как страшно… – задохнулась Наташка.

А подружка орала дико, истошно, боль и ужас слились в тех воплях и, просочившись сквозь стены, вселились в Наташку.

– Ангел Божий, хранителю мой святый! – молилась она, трепеща, как перед смертью. – На соблюдение мне от Бога с небес данный. Прилежно молю тя…

Крики слабели, наконец прекратились вовсе, Наталья невольно осенила себя крестом. Вот почему Арина молчала, до поры до времени не хотела ее пугать: там, за дверью их ждет только смерть.

Обильно смазав помазком щеки и подбородок густой мыльной пеной, Илларион в длинной ночной сорочке приступил к ритуалу бритья. Бритва досталась ему по наследству от батюшки, содержалась в идеальном состоянии, ибо это чисто мужское занятие – бритье – Илларион уважал и любил. Тем временем маменька – сухощавая и мелкая женщина, а также юркая и словоохотливая – раскладывала на столе приборы с салфетками и с умилением поглядывала на сына. У маменьки был ревматизм, пришлось нанять прислугу, чтоб постирала, полы помыла и приготовила, за отца пенсия-то небольшая, но когда Илларион начал ходить на службу, стало легче. Шура, грубая бабища, носила еду и тоже поглядывала на юношу, но с ухмылкой, наконец с ее языка соскочили насмешливые слова:

– Чего ты все скребешь, скребешь, нешто кожу не жалко? Сдерешь ведь до крови.

Илларион и бровью не повел, и глаз не скосил в ее сторону. Да кто она такая, чтоб ее вниманием своим баловать? Но эта ехидна в цветастой юбке и фартуке так и норовила по нервическим струнам задеть, маменька по требованию сына занималась ее воспитанием, да без толку. Она же и сделала замечание Шуре: