Книга Гром и молния - Олег Языков

Я посмотрел, как Николай Воронов бежит к своему «Яку» и кивнул технику: «Запуск!»

Мотор окутался клубами дыма, прочихался и заревел. Самолет мелко задрожал, казалось, он торопил меня: «Давай, давай – быстрее! В небо!» Я обернулся – истребитель Воронова, блеснув фонарем, вставал сзади, готовый начать взлет. Не прибегая к рации, я махнул рукой в перчатке: «Побежали!»

…Комплекс фигур высшего пилотажа Воронов выполнил четко и лихо. Красиво сделал, ничего не скажешь! Посмотрим – каков ты в бою… «Расходимся на пару километров… Потом разворот – и бой!» «Як» Воронова качнул крылом и взмыл от меня на боевой разворот! Резко! Так и надо. Я еще немного прошел по прямой. Истребители однотипные, заправка, БК, а значит, и вес одинаковый… Будет непросто… Крутился Николай неплохо. Поехали…

Резкий боевой разворот. Прищурив глаза, я искал истребитель Воронова. Вон он… все еще лезет в высоту… Мне не догнать – я потерял время, пока удалялся от точки расхождения. Но это не главное… Главное – каким же макаром тебя обхитрить? В облако? Он так и будет висеть на высоте. В пике? Он не пойдет. Да, высота… Высота – залог здоровья. Что же предпринять? Внезапно зашуршали наушники. Это прорезался руководитель полетов.

– Дед, ВНОС дает пару истребителей на подходе к аэродрому. Высота около семи… Скорее всего – это «охотники». Будьте внимательны. Мы их пока не наблюдаем.

Это не охотники, это – разведчики… Это те, кого мы ждем.

– Ворон, учебный бой прекратить. Будет настоящий. Продолжать набор высоты. Я за тобой…

– Принял, продолжаю набор…

Высота уже около шести. Пришлось откручивать вентиль баллона с кислородом, брать в зубы мундштук. Неудобно, черт меня побери… Почему у нас все так? Отличный истребитель, но о летчике думают в последнюю очередь. Вот и нет кислородной маски. Взяли бы и слизали у «Кобры». Говорят – у нее очень удачная маска, не спадает при перегрузках, не мешает переговорам по рации, ремни крепления не душат летчика. На «Кобре» даже писсуар для летчика есть, трубочка такая у сиденья… ребята говорили.

– Ворон, кислород не забудь, – приходится бубнить. Рот занят. Но – ничего. Звук-то все равно снимается ларингофоном. – Оттягивайся на солнце, продолжай набор, я за тобой…

– Понял, продолжаю.

Небо стало менять свой цвет. Появилась глубокая синева. Даже – с фиолетовым каким-то отливом. Мороз страшный. В кабине пока тепло от двигателя. Но неуютно. Ничего, мы быстренько. Стрельнем – и вниз, за чашкой горячего какао…

– Вот они. На одиннадцать часов, высота примерно наша. Ползем еще верх. Следи за мотором.

– Понял.

Шесть восемьсот, скоро пойдет инверсионный след… Этого не нужно – он нас выдаст. Пока немцы нас не видят на солнце. Идут спокойно, на экономичных оборотах, щадят свои моторы. Они более капризные, не любят долгого напряженного режима. Впрочем, на высоте немецкие авиамоторы ведут себя лучше, чем наши. Они выдают больше мощности. Так что – балетных па не будет. Танцевать на такой высоте некомфортно. Один заход – одна атака…

– Ворон, я почти тебя догнал, но у меня опасно повысилась температура… Так что атакуй сам. Я прикрою.

– Понял. Захожу.

Молодец Николай – полностью спокоен. Истребитель идет как по ниточке. Ни рывков, ни шатаний. Все под контролем. У меня предельная температура, я не могу догнать «Як» Николая, могу только пытаться следовать за ним метрах на четырехстах. Приходится еще немного сбросить обороты.

– Ворон, я отстаю. Выходи из атаки левым боевым.

– Так и хотел. Внимание… начали!

«Як» Николая пошел на пологое снижение, набирая необходимую скорость. Немцы нас еще не видят. До них километра полтора. Вот черт! Не повезло! Пара «охотников» начала разворот и заметила истребитель Николая. Что они будут делать? Примут бой? Ого, да вы нахалы, фрицы!

Но, собственно, боя не получилось. Воронов меня удивил, и сильно удивил. Он начал стрелять метров с пятисот. Дал одну длинную очередь – и попал! Ведущий «мессер» клюнул носом, пустил дым, потом у него улетел фонарь, и немец прыгнул. Ведомый тут же спикировал и вышел из боя. Удрал, короче! Гоняться за ним мы не стали.

– «Узел»! «Охотник» на парашюте. Срочно машину за ним – смотрите, не подстрелите! Брать живым!

– Вижу! Вижу! У него цветной парашют! Это ас – конечно, живым брать будем! – Я услышал облегчение и оживление в голосе руководителя полетов. Он начал кричать, отдавая команды.

– Ворон, зачет, считай, получил. Садимся, что уж тут теперь болтаться… Всю рыбу ты распугал…

– Есть садиться. – Сдержан и невозмутим. Это хорошо. Пошли вниз – пить какао. Замерз.

* * *

Когда мы сели, подогнали самолеты к капонирам, сбросили парашюты и я обхватил руками горячую чашку какао, появился пылящий грузовик, в кузове которого стояли вооруженные карабинами солдаты охраны нашего «Узла». Немца видно не было. Он, скорее всего, связанный сидел или лежал на досках кузова.

– Ну, что? С уловом вас?

Полуторка, пыля и скрипя тормозами, остановилась. Еще на ходу, с форсом, с подножки спрыгнул наш оперуполномоченный «СМЕРШ».

– Это вас с уловом, товарищ майор! – Он улыбался припорошенным пылью лицом.

– Это подполковник стрелял. Его и благодарите за «подарок с небес»! Ну, что? Живой?

– Да живой он, живой! Что с ним будет-то? Мы подъехали, а он уже с поднятыми руками и пистолет рукояткой вперед держит. Дисциплинированный фриц попался, товарищ подполковник!

– А давайте его сюда, ребята! Пусть какао глотнет. Со страху-то, небось, во рту все пересохло?

Старший лейтенант махнул рукой, стоящий в кузове солдат поддал что-то ногой, и над бортом полуторки показался немецкий летчик. Он нехотя, заторможенно спрыгнул на землю. Его толкнули в спину, и немец, сделав несколько быстрых шагов, подлетел к нам.

Воронов разразился лающей немецкой фразой. Сбитый летчик подтянулся, автоматически встал по стойке «смирно» и что-то протявкал в ответ. Воронов рукой показал ему на чашку и обернулся ко мне.

– Это они… «Каратели»! Его нужно немедленно потрошить.

– Нужно – сделаем. Только…

– Да, допрос мы проведем вдвоем. Пошли.

* * *

Воронов накоротке переговорил с нашим контриком, а потом приказал двум солдатам отконвоировать фрица к моей палатке. Мы допили какао, оставили шлемы на парашютах и тоже пошли в «пыточную». А точнее – в палаточную.

Прятать свои таланты от Воронова необходимости не было, он и так почти все знал, и я предложил:

– Слушай, я языка не знаю, чтобы не терять времени – давай я его просвечу ментально. А ты садись за ним, в поле зрения, и я тебе буду скидывать его картинку и звук. Что не пойму – ты подскажешь. Годится?

– Хорошо. Только… – он покосился на конвоиров.