Книга Идеальная женщина - Элизабет Лоуэлл

В это мгновение ему хотелось верить ей, хотелось думать, что не было никакой корысти в ее улыбках, в ее стремлении быть с ним и в ее желании любить.

Хок грязно выругался.

«Я узнал все необходимое о женщинах в день своего восемнадцатилетия. С тех пор этот урок тысячу раз находил свое подтверждение. Неужели я настолько глуп, чтобы в свои тридцать пять снова попасться в ту же ловушку?

Тот факт, что Энджел не солгала насчет своей девственности, вовсе не означает, что она и во всем прочем правдива».

Хок перекатился на другой бок и потянулся за одеждой. Неожиданно он заметил на своем теле следы крови Энджел и на мгновение возненавидел себя.

«Но ведь девственность ничего еще не значит, все женщины рано или поздно расстаются с ней. Просто Энджел потребовалось больше времени, чтобы выбрать подходящую цену.

А какая была ее цена? Если не деньги, то что? Что она сказала о Дерри? Что она обязана…»

Хок восстановил в памяти слова Энджел:

«Я обязана Дерри большим, чем может понять человек, подобный тебе».

Чем же она решила ему отплатить? Потерей девственности? Маленькая жертва ради большой земельной сделки?

Губы Хока искривились. Энджел недооценивает его, думая, что он ни о чем не догадался. Он прекрасно все понял: она ничем не отличается от других женщин. А если эта мысль почему-то неприятна ему и вызывает раздражение, то это его проблемы. Он достаточно зрелый человек, чтобы не строить иллюзий и не пасть жертвой красивой актрисы с зелеными глазами.

Зашатавшиеся было представления Хока о жизни вновь обрели незыблемость. Он немного успокоился.

В этот момент раздался рев моторов. Хок быстро закончил одеваться и вышел из каюты.

— Немного поздновато для рыбалки? — Хок махнул рукой на звездное небо.

— Да.

Энджел включила прожектора и повела судно между заполнившими залив лодками. Как только они выйдут из Дипвотер-Бей, она увеличит скорость, хотя придется все же идти не так быстро, как днем.

«Убежать. Исчезнуть».

Но это были эмоции. В реальности же им предстояло еще добраться до реки Кэмпбелл, а затем вернуться к дому.

Энджел молча боролась с подступавшими к глазам слезами.

— Ты решила закончить наше путешествие?

— Да.

— А как же продажа земли?

Хок заметил, как на лице Энджел промелькнула тревога, и мысль о том, что он правильно угадал цену за потерю ее девственности, наполнила его яростью.

— Как же твой долг перед Дерри?

— Ты или купишь Игл-Хед, или нет.

— Не будет путешествия, не будет покупки, разве ты забыла о нашем уговоре?

— Могут быть другие сопровождающие. — Уголки губ Энджел слегка искривились, как это часто бывало у Хока, — Например, Карлсон, — закончила она.

Хок прищурился. Он знал, что если Энджел расскажет о случившемся Карлсону, то рослый индеец постарается стать его личным проводником в ад.

На мгновение мысль о драке показалась Хоку даже привлекательной — она дала бы выход его гневу.

— Что ты скажешь Дерри?

— Что мы не смогли притереться друг к другу.

— Мне казалось, тебе понравилось, как я «притирался» к тебе, — грубо заметил Хок.

Обида и ярость вынуждали Энджел забыть о наслаждении, какое давали ей объятия Хока. Нет, она не поддастся искушению, потому что не хочет прожить остаток жизни как шлюха и лгунья.

— Каждый делает по меньшей мере одну большую ошибку, когда взрослеет, — тихо произнесла Энджел. — Ты был моей ошибкой.

Глаза Хока стали почти черными. Он больше ничего не стал спрашивать. Он обнаружил, что правдивые слова Энджел могут ранить так же сильно, как ложь других женщин.

Остаток пути до Кэмпбелл-Ривер, а затем до дома Дерри прошел в молчании. Когда они приехали, Дерри спал.

Энджел быстро прошла в северное крыло дома, в свою студию, радуясь тому, что ей не придется сейчас встречаться с Дерри. Она больше не говорила с Хоком — он словно перестал для нее существовать. Да и вообще все вокруг перестало существовать, кроме окрашенного в кроваво-красный цвет стекла — этот образ оставался в ее памяти словно запечатленный там навеки.

Энджел быстро стянула одежду и направилась в душ. Она стояла под горячими струями воды, намыливаясь до тех пор, пока кожа не покраснела и не заболела.

Чувства атрофировались, да она и не позволяла себе чувствовать, хотя догадывалась, что это благословенное состояние временное. Вскоре ей придется разбираться со своими эмоциями, придется отделить надежду от реальности, ошибку от боли.

Но это впереди, а сейчас ей надо пережить одну минуту, потом другую, третью…

Энджел не выходила из-под душа, пока не истратила весь запас горячей воды, а потом еще немного постояла под прохладными струями. Затем быстро вытерлась и только тогда поняла, что плакала все это время. Она отчаянно потерла глаза руками, но слезы все текли и текли.

Энджел решительно отбросила полотенце и переоделась в свою рабочую одежду: джинсы и голубую хлопчатобумажную рубашку, выцветшие настолько, что казались белыми. Она натянула мокасины, завязала еще влажные волосы и прошла в студию.

Выходящее на север окно казалось таким же темным, как глаза Хока. На мгновение Энджел замерла, колеблясь, хватит ли ей силы продолжить задуманное.

«Нельзя беспокоиться обо всем сразу, — напомнила она себе. — Жить надо настоящим. Помни лишь о ближайшей минуте. Потом о следующей».

Привычное заклинание помогло ослабить боль. Энджел медленно подняла руку, щелкнула выключателем, и по комнате разлился яркий свет.

Не важно, что произошло, у нее всегда остается цветное стекло — выход тех эмоций, которые, дай она им волю, способны разрушить ее.

Энджел глубоко вздохнула и прошла к рабочим столам, стоящим вдоль стены. Два стола казались обычными, только покрыты были толстой тканью, а у третьего столешница была стеклянная, и лампы под ней подсвечивали разложенный на поверхности витраж.

Энджел прошла именно к этому столу. Рисунок, над которым она работала, был обманчиво прост — три банки варенья на деревянном подоконнике. Через окно виднелись заросли малины и ежевики, а само окно было сделано из бледно-золотистого стекла.

Энджел могла выбрать для этого и обычное оконное стекло, но она никогда не пользовалась неокрашенным материалом: прозрачные осколки, сверкающие под ярким белым светом, воскрешали в памяти слишком болезненные картины боли и смерти.

Большая часть деталей была уже огранена, Энджел осталось лишь придать форму ягодам, которые висели на ветках малины. Листьями послужит зеленое бракованное стекло — его естественное несовершенство даст перепады цвета, что так характерно для живой природы.