Книга 1977. Кошмар Чапелтауна - Дэвид Пис

– Если хочешь, мы можем подняться наверх.

Я кашлянул и отстранился.

– Я не думаю…

– Женат?

– Нет. Больше…

Она опустила свитер.

– Я тебе просто не нравлюсь, да?

– Да нет, дело не в этом.

– Не волнуйся, дорогой. Я мало кому нравлюсь в последнее время. Жертва маньяка, известная по всей округе тем, что якшается с черномазыми – это я. Сейчас мне только и удается потрахаться что с неграми да придурками всякими.

– Поэтому вы меня и спросили?

– Да нет, – улыбнулась она. – Ты мне просто понравился.

В машине – без сил, ковыряясь в порции рыбы с картошкой… те, которые остались в живых.

Я посмотрел на часы.

Мне пора было ехать.

Под арками, под темными-претемными арками: Свайнгейт.

Мы договорились встретиться в пять – в пять, потому что будет еще светло.

Я поставил машину в начале улицы и сразу же увидел его в противоположном конце, там, у гостиницы «Скарборо», в том же плаще и шляпе, несмотря на погоду, назло погоде, с тем же чемоданчиком, как и в прошлый раз:

Воскресенье, 26 января 1975 года.

– Отец Лоуз, – сказал я, держа руку в кармане.

– Джек, – улыбнулся он. – Сколько лет, сколько зим!

– Их все равно не хватит.

– Джек, Джек. Все тот же, все та же печаль.

Я думал: не здесь, не на улице.

– Может, зайдем куда-нибудь, в какое-нибудь тихое место? – предложил я.

Он кивнул на большое черное здание, нависшее над «Скарборо»:

– «Гриффин»?

– Почему бы и нет.

Святой отец Мартин Лоуз повел меня за собой, он шел, сгорбившись, на шаг впереди – великан, слишком крупный для этого мира, равно как и для следующего, его седые волосы торчали из-под шляпы, облизывая воротник его плаща. Он обернулся, чтобы подогнать меня, между прохожими, мимо магазинов, между машин, под строительными лесами – в темное фойе «Гриффина».

Он махнул рукой в сторону пустых стульев в дальнем углу зала, двух стульев с высокими спинками, под незажженной лампой. Я кивнул.

Мы сели, он снял шляпу, положил ее на колени, поставил чемоданчик к ноге.

Он снова улыбнулся мне сквозь длинную седую щетину и грязную желтую кожу, похожую на старую газету, похожую на мою.

От него пахло рыбой.

К нам подошел официант-турок.

– Махмет, – сказал отец Лоуз. – Как у вас дела?

– Отец, я так рад вас видеть. У нас все хорошо, у нас всех. Спасибо.

– А как школа? Малыши привыкли?

– Да, отец. Спасибо. Все вышло точно так, как вы говорили.

– Ну, если я когда-нибудь чем-то еще смогу вам помочь, пожалуйста…

– Вы слишком добры, честное слово.

– Не стоит. Мне самому было приятно.

Я закашлялся, заерзал в своем пиджаке.

– Вы уже готовы заказать, отец?

– Да, по-моему, готовы. Джек?

– Брэнди, будьте любезны. И кофе. Целый кофейник.

– Очень хорошо, сэр. Отец?

– Чайник чаю.

– Ваш обычный сорт?

– Да, спасибо, Махмет.

Он быстро поклонился и ушел.

– Очень милый человек. Он здесь не так давно, с тех пор как у них там начались проблемы.

– Хороший английский.

– Да, превосходный. Ты скажи ему об этом – будет тебе другом на всю жизнь.

– Я ему такого удовольствия не пожелаю.

Отец Лоуз снова улыбнулся той же загадочной улыбкой легкого недоверия, от которой его собеседника бросало то в жар, то в холод.

– Да ладно уж, – сказал он. – Ты слишком строго к себе относишься. Мне приятно быть твоим другом.

– Вряд ли это чувство можно назвать взаимным.

– Палки и камни, Джек. Палки и камни.

– Она вернулась, – сказал я.

Он опустил глаза на шляпу, которую держал в руках.

– Я знаю.

– Как ты мог?

– Твой звонок прошлой ночью. Я почувствовал…

– Что почувствовал? Мою боль? Фигня все это.

– Ради этого ты и хотел со мной встретиться? Чтобы оскорбить меня? Все нормально, Джек.

– Посмотри на себя, ты – лицемерный ублюдок, сидишь тут, весь такой пафосный, прямо папа римский, в своем грязном старом плаще, со шляпой на хрене и чемоданчиком с секретами, со своим крестом и молитвами, с молотком и гвоздями, раздавая благословения гребаным негритосам, претворяя чай в вино. Мартин, это я, Джек, а не какая-нибудь одинокая, пятьдесят лет не траханная старушка. Я там был, помнишь? Той ночью, когда ты так облажался.

Я замолчал. Он сидел, не говоря ни слова.

Той ночью, когда Майкл Уильямс в последний раз держал Кэрол в объятиях.

Он сидел, крутя в руках шляпу.

Той ночью, когда Майкл Уильямс…

Он поднял глаза и улыбнулся.

Той ночью…

Я снова открыл было рот, но сообразил, что он улыбнулся официанту.

Махмет поставил напитки, достал из кармана маленький конверт и стал совать его священнику в руку.

– Махмет, я не могу. Не стоит.

– Отец, я настаиваю, – сказал он и удалился.

Я оглядел зал «Гриффина»: официант торопился обратно в свою нору, в подвал, старуха с палкой пыталась встать со стула с высокой спинкой, ребенок читал комикс, конторка у входа была освещена тусклым желтым светом, старых брошюр, картин и свечей почти совсем не было видно, и мне стало ясно, почему святой отец Мартин Лоуз выбрал именно «Гриффин», похожий на старую церковь, нуждающуюся в ремонте.

Он наклонился вперед, все еще держа в руках шляпу.

– Я могу тебе помочь.

– Так, как ты помог Майклу Уильямсу?

– Я могу сделать так, чтобы этого больше не было.

– Ты уже сделал так, чтобы Кэрол больше не было.

– Сделать так, чтобы это прекратилось.

Я посмотрел на его шляпу, на длинные пальцы с белыми ногтями.

– Джек?

– Я хочу, чтобы это прекратилось. Закончилось.

– Я знаю. И оно закончится, поверь мне.

– А другого пути нет? Только один?

– Я снял номер. Мы можем подняться туда прямо сейчас, и все закончится.

Я смотрел на старуху с палкой, на ребенка в углу, на брошюры и картины, на меркнущий свет.