Книга Третья дама - Нацуки Сизуко

ГЛАВА 8

ЖЕНЩИНА-ПРИЗРАК

Подозревая, что лучшего шанса не будет, Дайго готовился к поездке. Была пятница, 4 марта. Последние два дня вся страна была охвачена прощальным зимним похолоданием. Накануне вечером из информационного выпуска он узнал прогноз погоды — переменная облачность, небольшие снегопады. Дайго запланировал поездку на это время, потому что три дня с третьего по пятое марта были объявлены в университете выходными для преподавателей, которых ждали весенние экзамены.

Заказав накануне билеты, Дайго четвёртого марта выехал в Токио. Жене он сказал, что отправляется в командировку — делать сопоставительный анализ загрязнения воды в разных частях страны. В Токио он сел на «молнию» до Одавары, а оттуда, как и в прошлый раз, ехал на менее всего приметном автобусе до Хаконэ.

Около трёх часов дня он сошёл с автобуса неподалёку от дома Мидори Нагахара. Как он и предполагал, дорога от Фукуоки заняла у него примерно пять часов. Впрочем, в таком расстоянии, возможно, был свой плюс — если оно могло обеспечить безопасность его и Фумико.

Дайго не намеревался оставаться в Хаконэ на ночь, поэтому не заказывал гостиницу. Он собирался уехать оттуда как можно раньше — совершить преступление и сразу вернуться в Токио.

Широкий пологий горный склон, застроенный домами богачей, показался ему ещё более пустынным, нежели в прошлый раз. Свинцовое небо роняло на землю редкие кружащиеся снежинки. Быстро сгущались сумерки, и, хотя ветра не было, холодный воздух гор пронизывал тело до самых костей.

Первым делом Дайго разыскал дом Мидори, потом прошёлся вдоль зарослей айвы, окружавших его живой изгородью, и изучил дом с высоты холма. Узкая дорожка вела сквозь реденький лесок к заднему крыльцу. Дорожка вилась на вершину холма, после чего спускалась по его противоположному склону, где виднелись только ещё два других весьма элегантных дома. В каком бы из них Мидори ни давала свои уроки фортепьяно, ходила она, несомненно, по этой тропе.

В негустом леске, состоявшем как из листопадных, так и вечнозелёных пород, всё же можно было укрыться от постороннего глаза. Особенно в такой пасмурный день. Только один вопрос беспокоил Дайго — не будет ли его видно с дороги?

Чтобы проверить это, Дайго поднялся вверх по склону до середины. Оттуда дороги, что шла вдоль озера, не было видно, зато теперь он разглядел ещё одну боковую дорожку, проходящую за домом Мидори и, похоже, вливавшуюся в главную дорогу чуть дальше. С неё-то, если посмотреть прямо вверх, можно было увидеть Дайго там, где он сейчас стоял. Однако, похоже, ею мало кто пользовался, дай основная дорога вдоль озера сегодня была пустынна.

В этом Дайго окончательно удостоверился, понаблюдав с того же места за дорогой ещё минут десять, — за это время он не увидел ни одного пешехода и только одну машину. Вряд ли кто-то из машины сможет заметить какое-то движение на горном склоне, подумал он.

Дайго посмотрел на часы — они показывали три сорок. Пристроившись в тени на другой стороне дороги, ведшей от дома Мидори, он мог прекрасно видеть тропу, по которой только что шёл сам, а также весь склон холма и замёрзшее озеро под ним. Отсюда же ему была видна крыша станции канатной дороги и даже качающаяся кабинка подъёмника, медленно скользящая наверх.

Холод пробирал до самого нутра. Пальцы в ботинках онемели. Онемело и сердце — никаких чувств. Казалось, его действия и эмоции были отделены друг от друга, а душу охватило состояние полной нереальности происходящего. Он не чувствовал ни возбуждения, ни страха, обычно предшествующих переходу к решительным действиям, — только пустоту и одиночество. Он попытался припомнить свои ощущения в тот тёмный вечер в Барбизоне. «Достаточно. Пожалуйста, не рассказывайте мне больше ничего. Всё остальное не важно. Думаю, я уже поняла вас гораздо лучше, чем кто-либо другой». Эти слова Фумико словно наяву прозвучали сейчас в его ушах.

Эх! Как ему хотелось снова увидеть Фумико! Наполнится ли снова его жизнь смыслом после новой встречи с ней? В любом случае ясно одно — он должен предпринять этот следующий шаг. До тех пор пока он этого не сделает, ему не увидеть Фумико снова. Ведь она проявила поразительную силу воли и храбрость, выполнив свою часть их тайного соглашения.

Дайго вспомнились выпуклые глаза Йосими и его толстые губы. Его неуёмная тяга к власти и деньгам. Йосими не задумываясь уничтожал других, более слабых людей, давя их как насекомых. Он без колебаний отклонил результаты проведённого Дайго химического анализа конфет «Попико», заменив их на собственные. Дайго припомнилась язвительная усмешка, игравшая на губах Йосими, когда тот принуждал Дайго согласиться на должность в Аляскинском университете. Ему припомнились стоны больных детей, ставших жертвами Йосими, и отчаянный взгляд одной из матерей, умолявшей его узнать правду. Да, такие люди, как Йосими, не имеют права на жизнь.

А для Фумико таким человеком была Мидори Нагахара. Быть может, убивая Йосими, Фумико воображала, что уничтожает Мидори. Так и Дайго теперь решил, что представит себе, будто убивает Йосими.

Он собирался убить Мидори вовсе не из страха, что Фумико, не сделай он этого, заподозрит, будто он всё заранее рассчитал с целью избавиться от Йосими. Дайго убеждал себя, что действует не из какого-то там постыдного чувства самозащиты. И всё же, твердя себе, что освобождает общество от таких, как Йосими, он понимал, что на самом деле не является таким уж героем. Однако существовал ещё и другой Дайго, совершенно другой человек, сумевший выйти за пределы условностей и моральных норм, — человек, чья поэтическая натура жаждала чего-то чистого и вечного. И Дайго мучил вопрос — не эта ли его натура так настойчиво побуждала сейчас к прямым действиям?

Так ли уж часто выпадает нам в жизни шанс познать вечное? Только когда такой шанс выдаётся и мы не находим в себе мужества воспользоваться им, мы обнаруживаем, как нас засасывает в пучину суетных мирских забот, обедняющих нашу жизнь. Не имея этого мужества, мы не можем встать в ряд тех немногих избранных. Для Дайго Фумико представляла собой как раз такую вечную ценность. Он чувствовал, что обречён на одиночество до тех пор, пока однажды не сможет объять это вечное своими собственными руками. Образ Фумико, сотворённый в мыслях Дайго им самим, вытеснял это одиночество и наполнял его сердце сладковато-щемящим чувством меланхолической тоски.

Размышляя над этим, Дайго вдруг понял, что к нему вернулось былое напряжение. Чугунная калитка ограды открылась, и из неё вышла высокая, стройная женщина в пальто с чёрным капюшоном. На ней были чёрные сапожки и розовый брючный костюм, видневшийся из-под пальто. Руками в розовых перчатках она прижимала к груди папку с нотами.

Когда женщина повернулась закрыть калитку, Дайго рассмотрел её профиль — высокие скулы и пронзительные глаза принадлежали Мидори Нагахара. Глянув на небо, она поёжилась и, подняв воротник пальто, зашагала вверх по склону.

Безотчётно посмотрев на часы, Дайго обнаружил, что они показывают две минуты пятого. Вечерние сумерки уже начали сгущаться. Редкие снежинки опускались на чёрный капюшон Мидори и на спину. Сделав три-четыре шага в сторону, Дайго глянул на дорогу, пролегавшую внизу. Он увидел только холодную серую ленту асфальта. Такое впечатление, что за весь день по ней не прошло ни одного человека или машины.