Книга Фактор фуры - Алексей Евдокимов

- Она тут только с сегодняшнего утра, - переводил рыжий, - не знает, когда он куда последний раз уходил… Прописался вроде действительно позавчера вечером.

Девица уже хихикала над недоступными мне Сергеевыми шутками, когда во входную дверь позвонили - «портьера», забыв про нас, принялась вписывать загромоздившую всю прихожую масштабными чемоданами неопределенных лет пару, изъясняющуюся по-английски с акцентом, которого даже полиглот Мирский не опознал.

- Кстати, а что вы собираетесь делать? - спросил он вдруг меня.

- В смысле?

- Ну, объяснит вам Тоха, что там у него с женой. И как вы намерены действовать?

Вопрос логичный… Я только сейчас сообразил толком, что цели-то у нас с тактическим союзником вряд ли общие. То есть цель Сергея понятна - помочь приятелю. А я чего хочу? Кому помочь? Майе? Далась она мне… Себе?

(«… Думаешь, мы случайно в Афинах встретились? Он меня за тобой до этого кабака полчаса таскал…», «… Он просил меня пробить поляну насчет вас. Видимо, не очень вам поверил…»)

- Для начала, - говорю, - разберусь, чего они все хотели от меня. А там по ситуации…

Сергей покосился на меня, ничего не сказал. Глянул на часы, снова обратился к освободившейся блондинке.

Не без некоторого раздражения, поджав губы, та по новой взялась за телефон. Развела руками - не берет, мол. Из-за двери были слышны монотонные трели. Рыжий сказал что-то настойчивое, девка, округлив и возведя глаза горе, простояла с трубкой добрую минуту. Тут уж переглянулись мы с Сергеем.

- Че-то не так, - говорю.

Рыжий поднялся с дивана и решительно постучал в дверь шатуринского номера. Раз, другой, еще громче. Девка высказалась недовольно.

Тогда мне пришлось убедиться, что спец по информации - страшная пробивная сила. Коза за стойкой в кратчайшие сроки была полностью подавлена, деморализована и вынуждена снять с доски ключ. Независимо подергивая плечиками и сердито бормоча, она отперла дверь и зашла в номер, окликая постояльца. Сергей, не менжуясь, двинул за ней. Мне оставалось только присоединиться.

Номер, соответственно, был одной из бывших комнат - не слишком большой. Кровать справа от входа - заправленная. Никого. Открытое окно на улицу, гулкий шум и голоса, с грохотом прокатили нечто ж-ж-ж-же-лезное… У окна тяжелый старомодный комод. Кресло, торшер. Никакого Антона - даже вещей его я не видел… Хотя нет - вот рюкзак. Неразобранный, кажется. И майка на кресле…

Девица что-то сказала, Сергей не ответил. Он стоял спиной к нам в проеме еще одной небольшой двери - видимо, в ванную.

- Что там? - спросил я, уже чувствуя, догадываясь: что-то совсем, совсем, совсем не то…

Мирский, по-прежнему не отвечая, быстро вошел внутрь. Я шагнул следом. Сначала я увидел только зад и спину рыжего, наклонившегося над бортиком ванны. Потом - торчащие из нее, из воды, чьи-то широкие голые колени… потом - какого цвета вода… Я еще ничего не понимал, но уже не удивлялся - словно заранее ожидал если не именно такого, то подобного…

Сергей медленно, не оборачиваясь, распрямился.

- Совсем холодный, - равнодушно сказал он по-русски глухим незнакомым голосом.

Я оглянулся на шевеление - блондинка стояла в дверях ванной, помаргивая все с тем же бессмысленным выражением.

Судя по ранним трупным явлениям, Антон Шатурин вскрыл себе вены на обеих руках порядка тридцати шести часов назад, поздно вечером позавчера или в ночь на вчера, сувенирным ножом - вы видели его когда-нибудь у покойного? - мент показал мне целлофановый пакет с ножом: складной, стильный, довольно длинное узкое лезвие, слегка изогнутая рукоять, опасную бритву несколько напоминает.

- Нет, ни разу.

Хотя уборку номера теоретически должны проводить ежедневно, вчера ее по обычному раздолбайству не делали, так что тело пролежало в ванной в течение полутора суток.

- Каким вам показалось его настроение во время последнего звонка? - По-английски полицейский говорил не лучше меня, что странным образом сближало.

- Он был встревожен пропажей жены, - в подробности вдаваться я, естественно, не стал.

- Он был… э-э… диспиритед… депрессд?.. Не упоминал о суицидальных намерениях?

- Нет, не упоминал.

- Может быть, раньше, когда вы с ним путешествовали?

- Ноу.

Пока делать выводы рано, но никаких признаков убийства нет. Жену - будут искать. Возбуждать ли уголовное дело - будут решать.

- Да ни хрена они возбуждать не станут. - Сергей дернул подбородком. - На кой черт им париться? Еще и иностранный гражданин… Самоубийство и самоубийство, расследовать нечего… Ловите цинковый гроб.

Он сидел сгорбясь, упершись мощным плечом в край столешницы и в нее же уставясь.

- А ты в него не веришь? - уточнил я (мы как-то нечувствительно перешли на «ты»). - В самоубийство?

- А ты? - Он поднял на меня глаза.

- Да я уже вообще не знаю, чему верить… Неужели, думаю, мои наезды его довели? По крайней мере, выходит, что умер Шатурин вскоре после нашего последнего разговора… Да ну, бред собачий…

- Таким ножом, - говорю, - в принципе, можно вены вскрыть, без особых проблем даже. Только он должен быть хорошо наточен. А сувенирные - они ж всегда тупые. Не специально же он его точить ходил…

Ментовские процедуры, несмотря на глубоко формальный характер (по виду и расторопности этих итальянских полицейских и врямь не очень верилось, что к делу они подойдут со всем возможным тщанием…), заняли несколько часов и вымотали порядком. По выходе из участка мы с Сергеем как-то механически зарулили в первый попавшийся кабак. Я видел, что Мирский всерьез «диспиритед», «депрессд» - он сделался злобен и неразговорчив и то ли все время о чем-то про себя думал, то ли находился в некоей прострации.

- Никогда бы он такого не сделал, - не отвечая на мою реплику и на меня не глядя, медленно произнес рыжий. - Я его сколько лет знал. Никогда. Что бы там ни произошло. Такого - нет.

- Ну смотри - признаков убийства, то есть следов борьбы, всякого такого - якобы нет… - Я покатал между ладонями стакан с дабл виски. - Могли, конечно, чем-нибудь кольнуть, сунуть в ванну и ага… Наверное, при соответствующих анализах это можно установить - но это если делать соответствующие анализы…

- Да о том и базар. - Сергей вдруг протянул руку, подцепил мой «Глен Грант», выхватил и хлопнул добрый глоток. - Никто ничего делать не захочет… На то и был расчет.

Сейчас он был не похож на себя - лицо осунувшееся, жесткое, с остановившимися глазами.

- Почему Антон уехал из Болоньи? - продолжал я думать (с натугой) вслух. - Почему тебя не дождался?

- Вспомни еще раз - что он тебе говорил тогда по телефону?