Книга Повелитель снов - Петр Катериничев

А на самом деле… Миша Абрамсон был высоким, атлетичным, с плоским животом и могучими плечами и являлся, кроме всего, еще и мастером спорта по дзюдо; ходил загорелый дочерна: в майке, спортивных штанах и кроссовках… К его бы фактуре еще «голду» на шею – и… браток? И – тоже нет! Лицо у него было – нет, не вдумчивого ученого, а натурального одесского каталы, а когда начинал рассказывать – привирал с три короба, весело, азартно – заслушаешься!

Стереотип поддерживается имитаторами. Как сказала Аня? «Уметь изображать похоже – это еще не значит быть художником; уметь писать в рифму – не означает быть поэтом». А всем – хочется! Да и встречают всегда по одежке… Вот люди с учеными степенями, всю жизнь пописывавшие статьи «К вопросу о…» и не сделавшие в науке не только чего-то существенного, но даже малого, рядятся в «настоящих ученых»: берет, близорукая отрешенность от мира, раздумчивость, профессорская бородка, соответствующие окуляры… Таковы и художники или писатели, всем обликом своим подчеркивающие принадлежность к некоему «избранному», «творческому» сообществу…

Н а с т о я щ и е не демонстративны. В любой профессии. Знавал я академика, похожего на дачника-отставника, и профессионального разведчика, коего принимали за члена месткома конторы «Рога и копыта»… Знавал успешного художника, выглядевшего недоучившимся студиозусом, и миллионера, казавшегося отвязанным байкером! Возможность уйти во внешнем облике от стереотипа той профессии, которой они занимаются «по жизни», дает людям творческим, с одной стороны, «вариант свободы» в отношениях с миром, с другой – позволяет сберечь то нежное пламя, какое они поддерживают в душе своей и которым освещают этот мир!

Мы засели с Аней за кофейником благородной «арабики»: ведь предпринимала же она какие-то попытки розыска отца сама до приезда в Москву. К тому же, как выяснилось, не так она одинока в заброшенной Бактрии в мертвый сезон.

– Аня, твой папа… Он действительно был коммивояжером? Что-то внешность не очень вяжется…

– Коммивояжер – это из романов Мопассана: слишком мелко и суетно. Да, мой папа продавал автомобили, но продавал их оптом и по всему миру. И зарабатывал всегда хорошо.

– Он часто бывал в командировках?

– Да.

– Подолгу?

– По-всякому. Когда две недели, когда – три месяца.

Вот и решай, в чем Дэвид Дэниэлс был настоящим… Что выходит? А выходит, что он мог быть таким же торговцем, как я – преподавателем хинди или китайской каллиграфии! Для людей иных профессий «торговое представительство» – отличное прикрытие. И мама Мэри, и Аня знают о его работе только с его слов. И вполне могут не знать ничего о реальной жизни Дэниэлса. Как говаривал Козьма Прутков, если на клетке со слоном написано «буйвол», не верь глазам своим!

А в жизни… В ней часто все не так легко, как кажется, и все не то, чем кажется. И – нужно отыскивать слова, какие все объясняют: акклиматизация, бессонница, депрессия, стресс, кризис…

Теперь такое время: не принято называть вещи своими именами. Никто из женщин не скажет: «Я боюсь быть нелюбимой». Скажет: «Я боюсь располнеть». Никто из мужчин не скажет: «Я боюсь умереть, так ничего и не создав и не воплотив, даже не попытавшись рассказать, каким я был, что чувствовал, кого любил…» Скажет: «У меня бессонница и головная боль».

Слова… Они всегда все объясняют. Даже необъяснимое.

Глава 28

За те восемь дней, что Аня пробыла в Бактрии, в первые три вообще ничего не происходило. Они просто гуляли с отцом по набережной, ужинали в ресторанах и вели тихую жизнь отдыхающих. Дэвид Дэниэлс ждал звонка на мобильный после того, как опубликовал в местной газете заранее оговоренное объявление. На четвертый день ему и позвонили, но и потом сутки прошли в ожидании. Как показалось Ане, ожидание это было для Дэвида напряженным. На пятый день он с утра уехал на встречу с кем-то.

– На чем уехал?

– На такси. Вызвали по телефону. – Аня протянула мне газету.

– По которому? Тут пять.

– Какая разница? Компания – одна. И я там уже была.

– Да?

– Давай я буду по порядку?

– Извини.

– С утра он поехал на встречу и вернулся к полудню. И настроение его было… Не знаю даже, как сказать… Взвинченным? Радостным? Тревожным? Да, он был весел, но весел как-то избыточно, что ли, азартно, как бывают веселы наркоманы… или люди, увидевшие предмет своего долгого вожделения и жаждущие получить его теперь даже больше, чем прежде… Я еще тогда подумала: никогда не видела Дэвида таким, как плохо, оказывается, я его знаю… И еще я подумала: коллекционирование – это действительно страсть. А страсть… Хотя – что я говорю… Как ни странно, но страсти в своей жизни я пока так и не испытала… А мне ведь уже третий десяток…

Последние слова были сказаны Аней так искренне и так печально… Двадцать один год. Почти старость. Хотя… На западе – год совершеннолетия. Рубеж. Где-то лет с семнадцати все юные везде и всюду переживают комплекс сверхполноценности: «Ах, как я умна и совершенна!» И все их печали заключены лишь в том, что мир почему-то еще не разглядел и не оценил этого совершенства… Но если процесс взросления затянулся и комплекс сверхполноценности не прошел – это почти диагноз.

– …А вечером он ушел снова. Было не поздно: что-то около пяти. Он сказал, что, возможно, задержится… По правде сказать, я не знала, что значит «задержится». Но ведь у него был мобильный, всегда мог позвонить. А он в этот вечер так и не позвонил. А тут еще погода испортилась, и разыгрался шторм, и я сидела одна в этом пустом доме, который вдруг сделался неуютным и страшным, и чудились мне под мерные завывания ветра какие-то призраки, что обитали здесь всегда и чей покой мы так бесцеремонно нарушили…

В тот вечер я напилась. Одна. От страха. Не знаю, как вышло, но я оказалась за столом, перед листом бумаги, и рисовала, рисовала – тонким пером «паркера»… А уже утром, как увидела, сожгла…

Простите и сожгите этот бред.

В моей усталой комнате вокзальной,

В холодной раме, искренне печальный

Мерцающий сиреневый букет…[13]—

вспомнилось мне вдруг из прошлого, но прерывать Аню я не решился.

– Заснула я уже часа в два, несколько раз попытавшись дозвониться до Дэвида по сотовому, но – тщетно… Признаться, я не знала, что думать. Мысль о том, что он загулял, пришла в голову и как-то увяла сама собою…

– Ты этого не допускаешь?

– Отчего же? Просто… позвонить он мог?

– У наших гулянка сочетается с приемом горячительного…

– Дэвид никогда в жизни не напивался.

– Это он тебе сказал?

– Он может выпить, но… Всегда одни и те же напитки и не более трех порций.

– Виски с содовой?