Книга На южном фронте без перемен - Павел Яковенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня иногда занимал другой вопрос: а чем занимаются наши бойцы? Когда у них много свободного времени, и минимум обязанностей?
Жрать они не готовят: во-первых, не из чего, а во-вторых, рядом кухня. Ведут разговоры на умные темы, рассказывают друг другу истории? Тоже вряд ли — особо талантливых рассказчиков я среди личного состава не встречал. Хорошо, если могут связно излагать свои мысли, и на том спасибо. Играют в карты? Это возможно. Только не замечал я, чтобы они в карты играли. Наверное, колод на всех не хватает.
Нет, не могу придумать. И спрашивать бесполезно. Начнут шарахаться от меня, думают, я им какую-то задачу хочу поставить. Идиоты! Если захочу озадачить, все равно озадачу.
В общем, бегают все чем-то озабоченные, а чем озабочены, не поймешь…
Утром 19 января поступил легко предсказуемый приказ сворачиваться. На этот раз выкатывать пушку на дорогу мы не стали. Подогнали машину прямо к позиции, бояться-то уже нечего. Прицепили орудие, погрузились в автомобиль, и двинулись за головной машиной. Куда? Вот вопрос.
Однако ехали мы совсем недолго — только до батареи первого дивизиона. То, что это именно тот дивизион, было нетрудно понять, услышав крики подполковника Жарикова.
Наша колонна остановилась, я тут же покинул машину, кинувшись на поиски друзей и знакомых.
И первым, кто мне попался на глаза, был никто иной как Славик.
— О! — закричал он, увидев меня. — О-о-о!
Клюшкин был переполнен впечатлениями, которые и поспешил излить на меня.
— Пашка! Ну, ты как, жив? Я тут бился, как настоящий «зелёный берет»! Жариков измучил меня ночными дежурствами. Я сплю в «Шишиге» — как обычно. А ему не спится. Он меня не нашёл на позиции, и ведь не поленился, пролез по всей технике, выволок меня и приказал водителю замкнуть двери и мне не открывать! Я всю ночь бегал как бобик! Замёрз как собака. Сел на ящик, слегка приснул, задницу себе отморозил! Я потом на Жарикова в суд подам! Он у меня попрыгает, в суде-то!
Славкин монолог прервал сам, не раз уже недобрым словом упомянутый, Жариков:
— Эй, Клюшкин, ко мне!
Слава, уже на полусогнутых, шепнул мне на ухо:
— Прости, друг. Ко мне тут Чилентано зашёл… — и ускакал на своих ходулях к комдиву.
Тот ухватил лейтенанта за загривок, ткнул Клюшкина носом в ПУО, и начал что-то внушать, периодически пытаясь впечатать Славика в поверхность прибора. Тот что-то виновато бормотал, но из-за дальности расстояния я не мог услышать их реплик. Да и чего там может быть интересного?
Не успел я отвернуться от картины педагогического воспитания, как ко мне совершенно неожиданно подошел Серега Нелюдин. Мой земляк, так же как и Славик, мало того, и учились в одном институте, только на разных кафедрах. Славный такой паренек, неунывающий и деловитый — из деревенских.
Держался всегда уверенно, и никакими гражданскими комплексами не страдал. Серега вписался в армейскую жизнь словно тут всегда и был.
— Ты же в расположении остался? — удивился я. — Какими судьбами!?
— Да в части скука смертная, — Серёга, как обычно, улыбался, — колонна шла со снарядами, я в кабину залез, да и приехал. Здесь-то у вас наверняка веселее?
— Да, — согласился я, — веселее. И подумал: «Если бы не колени».
Я смотрел на довольную Серегину физиономию и размышлял: «Что-то тут не так»! Не мог он вот так просто сесть в кабину и приехать сюда. И дело даже не в том, что в кабине мог быть старший — Нелюдин бы его потеснил как миленького — а в том, что в части он расписан в наряды. И просто так бросить часть нельзя. А потому есть только один вариант: сейчас все те машины, которые привезли снаряды, поедут обратно, и он уедет с ними. Может быть, мне поговорить с Рустамом, и уехать вместе с ними, а потом в госпиталь? Конечно, они идут не в Темир-Хан-Шуру, а в Абубакар, но ничего — оттуда можно и пешком дойти…
«Нет, наверное, и правда надо ехать. Колени же болят! Надо лечить!» — подумал я.
В общем, я решил пойти искать Рустама.
Долго искать комбата мне не пришлось. Он стоял у головной машины. Только я открыл рот, чтобы начать неприятный разговор, как Рус меня опередил:
— Все, Паша, сейчас возвращаемся в наше расположение… Ты что-то хотел сказать?
Я прикусил язык:
— Нет, ничего. Так просто подошел… За указаниями.
Рустам странно на меня посмотрел, и ни сказал больше ни слова. Я отошел от греха подальше. Зачем будить лихо, пока оно тихо?
Мы тронулись через час. Все-таки мне не до конца верилось в такую удачу, и я все боялся, что нас завернут обратно. Или просто отправят в новый пункт назначения, но не домой. И только когда батарея выехала из полей на шоссе, я, наконец, поверил в своё счастье. «Помоюсь, согреюсь, подлечусь», — сладко думалось мне, — «а там и в Новогрозненский можно».
Я не боялся отправки в Чечню, (с какой стати?). Но не ехать же туда больным, в самом-то деле?
В кабине нас было только трое — водитель, я и Логман. Поэтому я смог вытянуть ноги и боль немного утихла.
В Темир-Хан-Шуру мы вернулись уже затемно. Я неожиданно проспал почти всю дорогу, и теперь только лупал глазами, сам поражаясь тому, как долго мне удалось поспать с такой болью.
Мы приехали сразу в парк, загнали транспорт в боксы, ничего оттуда не выгружая, построили личный состав, и отправились в расположение.
Бойцы пошли сдавать оружие, а я, Зарифуллин, и прибывшие с нами прапорщики и контрактники двинули в дежурку.
Наше появление было встречено громовым возгласом. Там было полно народу — наверное, ждали нас.
— Слава Героям! — иронично закричал Шевцов. Остальные просто по-приятельски загалдели: «Ну, как там? Ну, чего там»?
Признаться, я был рад. Здесь, в дежурке, было тепло, очень светло, и весело. Дружески улыбался Толя Назаров, который сегодня стоял дежурным по дивизиону, усмехался ингуш Аушев, который стоял у него помощником, были какие-то еще знакомые, жали руки… Много кого было.
— Ну, а вы как тут? — спросил я у Толи Назарова, начальника службы РАВ. — С нами понятно. А тут что нового?
Честно говоря, это беспокоило меня в первую очередь. За десять дней могло многое измениться, и я отнюдь не был уверен, что в лучшую сторону. Что-то мне подсказывало, что после Кизляра старый порядок службы был безнадежно разрушен. Так и вышло.
— Да, с вами все понятно, это точно, мы по телевизору все видели, — ответил мне Толя, — и Рустама видели, и пехоту нашу. И как вы омоновцу голову оторвали.
— Погоди, ты о чем? — Я недоуменно закрутил головой. — Я что-то слышал краем уха, но, по правде сказать, толком ничего не знаю.
