Книга Дьявольская королева - Джинн Калогридис

— Мы все, конечно, ужаснулись, когда стало известно, что повстанцы взяли тебя в плен, — сказал он негромко.

Я отодвинула стул и выскочила из-за стола. Французские двери отворялись на балкон, с которого был виден город. В темноте светились тысячи желтых окон. Я сжалась в дальнем уголке и закрыла глаза. К горлу подступала тошнота. Казалось, меня сейчас вырвет. Хорошо бы вместе с рвотой изверглись и последние три года моей жизни.

Я услышала шаги и подняла глаза на силуэт Ипполито, подсвеченный огнями из столовой.

— Катерина… — Он присел подле меня. — Ты меня ненавидишь?

— Уйди. — Голос мой звучал очень грубо. — Уйди и больше никогда ко мне не обращайся.

Он печально вздохнул.

— Бедная кузина. Тебе, наверное, пришлось очень тяжко.

— Нас могли убить, — горько заметила я.

— Думаешь, я не чувствую своей вины? — спросил Ипполито с некоторой горячностью. — Войди в мое положение: я должен был совершить опасный побег, который вполне мог не пережить. Я скрывал наши планы, чтобы не подвергать тебя опасности. Мы оделись как простолюдины, нашими сообщниками были воры и убийцы. Мы не слишком им доверяли. А что бы они сделали с девочкой?

— Они порвали ей платье, когда мы лезли на стену, ища спасения, — отозвалась я. — Сердце этой девочки разбилось от мысли, что она теряет Флоренцию. Сердце разбилось, и она умерла.

Его лицо, еле различимое в темноте, болезненно скривилось.

— Мое сердце тоже разбилось, когда я покидал вас обеих. Мне казалось, что повстанцы найдут нас и обвинят, а вас освободят. Я думал, что тем самым вас защищу. Потом услышал, что вас захватили. А когда Кларисса умерла, я…

Ипполито отвернул лицо.

Я потянулась к нему, но когда он снова на меня посмотрел, нерешительно отдернула руку.

— Милая маленькая кузина, — промолвил он. — Возможно, со временем ты меня простишь.

Ипполито привел меня обратно в столовую. Ужин продолжился, все притихли. После я отправилась в свою комнату. Я нервничала, но после беседы с Ипполито чувствовала некоторое облегчение. В ту ночь в своей красивой новой кровати я старалась уснуть. Жиневра громко храпела в соседней комнате. Я вспомнила сожаление и грусть в голосе Ипполито, когда он говорил о Клариссе, и подумала, что бы могло случиться, если бы я не отдернула руку.

На следующее утро, надев наряд, подаренный Климентом, — платье и жемчужное ожерелье с бриллиантовой подвеской, — я уселась в золоченую карету вместе с Филиппо, Лукрецией и Якопо. Мы переехали через мост Святого Ангела, который назван в честь гигантской статуи архангела Михаила, стоящей на крыше замка Святого Ангела. Огромные крылья ангела распростерлись над раненым городом.

Этот мост через Тибр отделял Святой престол от остального города. По реке плавало множество торговых лодок, сотни парусов находились так близко друг от друга, что их можно было принять за одно громадное судно. Мутную зловонную воду почти не было видно.

С моста мы направились на площадь Святого Петра, представляющей собой круг, окаймленный массивной каменной колоннадой. В дальнем ее конце я увидела новую базилику Святого Петра. Построенная в форме римского креста, она возвышалась над обнимавшей ее колоннадой. Нищие и пилигримы, монахи и кардиналы — на мраморных ступенях все казались муравьями. На площади Святого Петра, как и повсюду в Риме, шел ремонт. Во времена нашествия площадь использовали как конюшню, поэтому сейчас по ее периметру стояли деревянные леса.

Наш экипаж подкатил к северной стороне базилики. Господин Якопо шагал впереди. Филиппо, Лукреция и я следовали за ним мимо портиков и фонтанов к папскому дворцу, окруженному знаменитой швейцарской гвардией в полосатых желто-голубых костюмах. Головные уборы гвардейцев были украшены красными перьями. Когда войска императора наводнили площадь Святого Петра, вынудив Климента спасаться бегством, швейцарцы, защищая Папу, почти все погибли.

Караул отлично знал Якопо и расступился, позволив нам войти. Мы поднялись по величественной мраморной лестнице. Пока мы проходили мимо священников, епископов и кардиналов в красных облачениях, донна Лукреция шепотом рассказывала мне, на что следует обратить внимание. На втором этаже я увидела запертые и соединенные цепью двери: это были печально известные апартаменты Борджа, закрытые со дня смерти преступного патриарха Родриго, известного миру как Папа Александр VI.

Вскоре мы оказались у комнат, находившихся над апартаментами Борджа, — у станц Рафаэля, названных в честь художника, расписавшего их стены. В алькове я увидела тщедушного седовласого кардинала. Он, хмурясь, внимательно выслушивал какую-то женщину. Якопо деликатно откашлялся. Старый кардинал улыбнулся ему и, оживившись, спросил:

— А, кузен… Это она?

— Да, — подтвердил Якопо.

— Duchessina — Старик скованно поклонился. — Джованни Родольфо Сальвиати к вашим услугам. Добро пожаловать в наш город.

Я поблагодарила его, и он поспешил доложить о нашем прибытии. Спустя минуту кардинал Сальвиати вернулся и поманил нас за собой шишковатым пальцем. Мы прошли в следующую комнату, так густо покрытую фресками, что они сливались у меня перед глазами.

Дверь в соседнее помещение была открыта. Кардинал задержался на пороге.

— Ваше святейшество? Герцогиня Урбино, Катерина де Медичи.

И я ступила в покои, которые смело можно назвать произведением искусства. Разные породы мрамора, выложенные в геометрический рисунок, а стены…

На трех стенах живописные шедевры были вставлены в мраморные люнеты, четвертая стена от пола до потолка была покрыта резными полками с сотнями книг и бесчисленными древними папирусами, пожелтевшими от времени. Потолок был расписан аллегорическими фигурами, богами и святыми. На небольшом куполе в центре четыре пухлых херувима поддерживали щит с папской тиарой и ключами.

Я выросла во дворце Медичи в окружении произведений великих мастеров: Мазаччо, Гоццоли, Боттичелли. Во Флоренции фрески на стенах часовни помещались над темными деревянными панелями, оттеняющими красоту живописи. В Риме не было никаких панелей, и все пространство поражало воображение. Над каждой дверью, каждым окном, в каждом углу — свой шедевр.

У меня закружилась голова, и я остановилась. Лукреция схватила меня за локоть. За великолепным столом из красного дерева сидел мой родственник, Папа Климент, урожденный Джулио де Медичи, чье имя позволило ему стать кардиналом, а потом и Папой, хотя просто священником он никогда не служил. В правой руке его было перо, в левой — какой-то документ. Он держал его в вытянутой руке и щурился, силясь прочитать.

Когда стали грабить Рим, Климент, подобно древним пророкам, отказывался брить бороду и стричься. Его борода спускалась на грудь, а волнистые седеющие волосы падали ниже плеч. Красное шелковое облачение было не лучше того, что носили кардиналы, и только белая шелковая шапочка указывала на его статус. В глазах Папы были невероятная усталость и изнеможение, вызванное глубоким горем.