Книга Год гиен - Брэд Гигли

— Панеб против любого расследования в деревне, — возвестила женщина.

Семеркет приподнял бровь.

— Это почему же?

— Потому что это — оскорбление. Вот почему, — решительно сказала Кхепура.

Ее ноздри негодующе раздувались. Женщина хотела придать своему лицу выражение негодующего достоинства, но в тот момент ей удалось всего лишь изобразить раздражение буйвола, запутавшегося в зарослях.

— Хетефру убил разбойник или какой-нибудь другой преступник. Если ее и взаправду убили… А люди из нашей деревни ни при чем!

— Странно, — проговорил чиновник, обращаясь, скорее, к себе самому, чем к собравшимся. — А я-то думал, Панеб в числе первых потребует расследования.

Один из старейшин — человек, заляпанный пятнами глины — кашлянул и подался вперед.

— Я — Снеферу, горшечник фараона, — негромко представился он. — А почему вы говорите, что Панеб будет жаждать расследования?

Семеркет удивился, что слова эти требуют пояснения.

— Потому что Хетефра была его родственницей. Это — во-первых, — начал он.

Снеферу посмотрел на остальных старейшин. Они неловко поерзали, а потом разразились негромким смехом. Заметив пораженное выражение лица чиновника, старейшины немедленно снова стали серьезными.

— Но все мы — племянники бедной тетушки Хетефры, — сказал Снеферу.

Семеркет заморгал.

Горшечник широко развел руками, пытаясь объяснить.

— О, Панеб и вправду был ее племянником по крови. Но нам, строителям гробниц, редко дозволяется покидать это место, поэтому мы женимся на своих двоюродных сестрах. В этой деревне все мы состоим в том или ином родстве.

Старейшины хмыкнули, подтверждая слова Снеферу.

Солнце достигло середины небес, и вместе с этим пришла жара. Отвернувшись, Семеркет заметил у дверей, ведущих в следующую комнату, Ханро. Она слушала, что говорят на совете. Семеркет украдкой кивнул ей в знак приветствия, и она немедленно шагнула назад, скрывшись в темноте.

— Однако министр послал меня сюда, чтобы провести расследование. И я должен настоять на том, чтобы расследование это состоялось. — Семеркет, встав со скамьи, скрестил руки па груди.

Неферхотеп поспешно вмешался:

— Пожалуйста, пожалуйста, не торопитесь. Мы не запрещаем вам вести расследование. Вовсе нет. — Он быстро огляделся по сторонам, многозначительно задержав острый взгляд на Кхепуре. — Но у нас тоже есть свои традиции. Мы просто говорим, что мы, старейшины, должны все обсудить. Даже министр это поймет.

Семеркет зашел в тупик. Он еще никогда не встречался с такими флегматичными людьми — тем более, что они несколько минут назад выяснили, что их родственница жестоко убита. Обычно родственники жертв изо всех сил вопияли о казни в каком-нибудь публичном месте.

В чиновнике проснулось подозрение.

— И как вы думаете, сколько времени пройдет, прежде чем гневный дух Хетефры начнет выть в деревне, ища мести? — слегка недоверчиво спросил он. — Души убитых — самые злые призраки из всех. Они портят посевы, насылают болезни на детей. Они даже могут заглушить ваши молитвы, чтобы те не коснулись слуха богов. Зачем вам так рисковать?

Снеферу собирался что-то сказать, но Кхепура невозмутимо его опередила:

— Дух Хетефры поймет, что старейшины должны обсудить это дело, даже если вы этого не понимаете! — ее резкий голос словно выносил окончательный приговор. — Да ее не было три дня, прежде чем кто-нибудь из нас понял, что она исчезла! И никаких духов за это время…

Слова толстухи растворились в молчании. Она сказала слишком много, и теперь в отчаянии смотрела на Неферхотепа, ища поддержки.

Глаза Семеркета стали похожими на черную слюду.

— Ее не было три дня, прежде чем вы заметили ее исчезновение?

Никто не ответил.

— Когда вы доложили, что она исчезла?

И снова никто не подал голос.

Чиновник уже знал ответ:

— То есть… никто об этом не доложил?

К Кхепуре первой вернулся дар речи.

— Вам не следует винить нас в том, — заявила она. — Хетефра заботилась о святилищах по всем холмам. Это было в порядке вещей, что она отсутствовала так долго.

Один из старейшин с энтузиазмом заговорил:

— Да, прежде чем боги поразили ее слепотой, мы часто не видели Хетефру целыми неделями!..

Кхепура вздрогнула, услышав эти слова, ее губы сложились в беззвучном ругательстве. Неферхотеп взялся рукой за голову. Увидев их реакцию, старейшина, только что подавший голос, смутился.

— А что? — спросил он. — Что я такого сказал?

— Она была слепа! — черные глаза Семеркета жестко сияли.

— Но это же не секрет, — защищаясь, настаивал старейшина. — Все это знали!

— Я хочу понять следующее, — негромко проговорил Семеркет. — Слепая старая госпожа, ваша тетушка… бродит по холмам три дня, и все об этом знают… И никто из вас даже не подумал справиться о ней, когда она не вернулась домой?

Старейшина захлопнул рот. Внезапно он понял, какую важную вещь только что выболтал.

— Это Рами должен был ее сопровождать, — сказала Кхепура, ни к кому не обращаясь. — Но не вините его. Когда в тот день он появился у ее дома, она уже ушла в горы. Хетефра могла быть очень упрямой, знаете ли.

Неферхотеп заговорил, наконец, с извиняющейся улыбкой:

— Все это очень интересно, но, боюсь, я не могу позволить вам продолжать задавать подобные вопросы, господин Семеркет… До тех пор, пока старейшины все не обсудят.

Чиновник бросил на писца раздраженный взгляд.

— И когда вы все обсудите?

— Завтра, а может быть, к концу недели, — ответил Неферхотеп. — Не позже.

* * *

Семеркет прошел по Месту Правды, как строители гробниц назвали свой поселок. Хотя ему и мешали начать нормальное расследование, кое-что он все-таки мог разведать сам. Строители гробниц вели себя с ним осторожно, но никто не оспаривал его права тут находиться. Тем не менее, чиновник повесил знак министра на грудь так, чтобы все его видели, чтобы не допустить возможных стычек.

Первым делом он мысленно составил карту деревни. Расхаживая из конца в конец, Семеркет прикинул, что здесь живет примерно сотня семей, и у каждого дома есть общие стены с соседними домами. Он заметил также, что некоторые семьи, в том числе семья Ханро, добавили к своим домам второй этаж.

Семеркет попытался представить, на что похоже Место Правды с птичьего полета. Наверное, на единственное здание в виде огромной черепахи, фантазировал он. Суживающееся по краям, с широкой серединой. Кривая главная улица, на которой он стоял — такая узкая, то он мог дотронуться до стен — была черепашьим хребтом, а улочки, тянущиеся на запад и на восток — ее ребрами. Крыши, плоские и неровные, походили на щитки на гигантском панцире твари.