Книга Улавливающий тупик - Лев Портной

— А как этим пользоваться — он не объяснил? — Денис похлопал ладонью по стене.

— Да черт его знает, что это вообще такое? — разозлился я. — Сам первый раз вижу. Но должны были построить уборную.

— А сколько ты за это заплатил? — продолжал допрашивать меня Денис.

— Да еще не успел и, пожалуй, спешить не буду.

— Валер, — окликнула меня Кристина, — смотри, сюда целая делегация идет.

Я обернулся и увидел Головлевых — Николая Ивановича, его жену тетю Люду и их невестку Машу. Метрах в десяти следом за ними хлюпал сапогами, почесывая на ходу живот, Виталик Головлев, машин муж. Вприпрыжку за ним скакала их дочка Настя.

— Приехали?! — окликнула нас тетя Люда.

— Здравствуйте, — ответил я и двинулся им навстречу, протягивая руку Николаю Ивановичу.

Наши друзья тоже поздоровались, но остались стоять на месте, с интересом рассматривая местных жителей.

Подошел Виталик, и мы пожали друг другу руки.

— Слушай, Валера, мой дорогой, а что это вы здесь такое построили? — спросил Николай Иванович.

— Да я сам не знаю, — развел я руками. — Пафнутий должен был построить уборную.

— На уборную это непохоже, — рассмеялась Маша.

— Да, это что-то непонятное, — подхватила тетя Люда. — И главное, когда построить-то успели? Мы никого не видели, никто не приезжал, а позавчера утром встали, смотрим — батюшки мои, что за ночь построено-то!

— А как же ты-то не знаешь? — спросил Виталик. — На твоем участке что-то строят, а ты не знаешь что?

— Представь себе, — опять развел руками я.

— Ну и ну, — удивился Виталик.

— Мы-то думали, хоть ты нам объяснишь, что это такое, — с чувством неудовлетворенного любопытства произнесла Маша.

— Да, мой дорогой, колхоз какой-то развели, — изрек Николай Иванович и пояснил свою мысль: — Никто ничего не знает, ни за что не отвечает! Колхоз! А так нельзя. Какое-нибудь начальство должно быть.

Пока мы обсуждали необычайное сооружение, возведенное на моем участке, Настя открыла дверцу моей машины, и оттуда стремглав выскочила Анфиса, которая все это время сидела взаперти и строила планы, как вырваться на свободу. Я бросился за нею и начал гоняться за кошкой по участку.

— Да ты что, с ума сошел?! — крикнула тетя Люда. — Оставь кошку в покое, пусть погуляет.

— Это же персидская кошка! — ответил я. — Как я потом буду из нее репейник вычесывать?!

— Да пусть погуляет! — опять крикнула тетя Люда.

И тут произошло нечто совершенно непонятное. Кошка, удирая от меня, ринулась в сторону Пафнутьевской башни и, преспокойненько пробежав сквозь стены, уселась на землю внутри параллелепипеда и смотрела на меня оттуда так, как будто понимала, что мне туда пройти не удастся. Я удивился и стал прощупывать то место в стене, сквозь которое Анфиса пробралась внутрь. Мне помогали мои друзья.

— Ага, вот что интересно-то. Кошки-то тут проходят спокойно, — заметила тетя Люда. — Наш котофей тоже здесь пролазил — я видела.

Дырку мы так и не нашли. И, обескураженные, пытались выманить кошку назад, но ни уговоры, ни демонстрация кусочков колбасы и консервов «Вискас» не возымели должного действия. И, в конце концов, мы оставили Анфису в покое, решив, что сама она быстрее выйдет наружу.

— Кстати, Катулис-то сейчас здесь — к Еремину приехал, — сообщил Виталик.

— И что? — спросил я.

— Да это ж прораб. Дом твой фактически он построил, а Пафнутий только деньги платил. Наверняка Катулис знает, что это за сооружение такое, — объяснил Виталик.

— Так давай, шуруй за ним! — приказала тетя Люда, пихнув сына локтем.

— Да ты ж полегче, мать! — охнул тот и поплелся к дому Еремина.

— Не боись, не развалишься, — огрызнулась тетя Люда.

Минут через пять Виталик вернулся, а с ним пришли еще трое. Катулис оказался коренастым мужиком, глядя на которого можно было с уверенностью сказать, что если бы он не стал строителем, то был бы сейчас бандитом. С ним пришел его приятель, который, казалось, отличался от Катулиса лишь тем, что не стал строителем. Из-за их спин выглядывал любопытствующий Еремин, колхозный электрик. Тот, наверное, был философом-богоборцем, потому что, судя по внешнему виду, всерьез задался целью вопреки божественному замыслу утратить человеческий облик. Он был пьян и небрит, его щеки заросли рыжими бакенбардами, а волосы топорщились так, как будто Еремин имел обыкновение зачесывать их с затылка на лицо.

Прораб протянул мне руку и представился:

— Катулис. Василий Васильевич.

А его друг молча вытащил из нагрудного кармана удостоверение и протянул его мне. Я прочитал его и понял, что это действительно не строитель, а капитан милиции Бугров Андрей Геннадьевич, следователь из областного управления по борьбе с экономическими преступлениями. Я удивленно поднял на него глаза, не понимая, чем обязан столь официальному представлению. Он встретил меня жестким взглядом и спросил:

— Вы хозяин этого дома?

— Я.

— Пройдемте, пожалуйста, — Бугров жестом показал в сторону строительного вагончика, стоявшего у дороги. — Нужно поговорить.

Недоумевая, я пошел следом за ним и Катулисом. Кристина проводила меня испуганным взглядом.

— Видите ли, Валерий Михайлович, — начал Бугров, — мы против вас ничего не имеем, и нам бы не хотелось портить с вами отношения.

Когда разговор со следователем начинается с такой фразы, поневоле на ум приходят мысли о длительной командировке в места не столь отдаленные. Сердце мое замерло, но я взял себя в руки и твердо решил валить все на главного бухгалтера фирмы за исключением, пожалуй, того, что, будучи старостой в третьем классе, украл двадцать копеек из взносов на школьные завтраки.

— А что, собственно, произошло? — как можно спокойнее спросил я.

— Видишь ли, — ответил вместо следователя Катулис, — мы построили вот это, — Василий Васильевич указал на нелепый параллелепипед и на мгновение умолк, соображая, как это поточнее назвать, но, так и не придумав, повторил еще раз, — вот это. По договоренности с Пафнутием. А он нам не заплатил…

— Ну да, — перебил я прораба, — потому что я еще не заплатил ему.

— Вот видите! — командно-укоризненным голосом рявкнул следователь. — В общем так. Строители жалуются. Официально. И пока деньги не будут заплачены, я буду вынужден дачу опечатать.

— Постойте-постойте, — пробормотал я, испытывая облегчение оттого, что даже за махинации с завтраками для бездомных поросят отвечать не придется, — а сколько Пафнутий должен был заплатить?

— Десять тысяч, — не моргнув глазом, объявил прораб.

Я замер от удивления, потому что не мог представить себе, чтобы в наше время за десять тысяч можно было хоть что-нибудь построить. А прораб добил меня тем, что, все-таки моргнув, уточнил: