Книга Час тигра - Михаил Зайцев

Личико... Личико недавно подновили, подтянули кожу, убрали морщинки. Короткая прическа, а-ля Наталья Варлей, скрывает лобик и часть щечек. Видно, что девушка твердо решила никогда не переступать двадцатипятилетний возрастной рубеж, остаться если не вечно юной, то как минимум вечно молодой.

Китаец плотно прикрыл створки двери за стройной спиной хозяйки и остался болванчиком справа от дверного косяка. Идеальная позиция – толкнут дверь, китаезу не заденут, и обзор кабинета лучше не придумаешь.

Умело виляя бедрами, девушка подошла к полукругу дивана. Акулов с бутылкой в одной руке и с бокалом в другой поднялся ей навстречу. Девушка жестом разрешила ему сесть, уселась сама. Затылком ко мне, лицом к Акулову. Открыла изящную сумочку, похожую на старинный ридикюль, достала оттуда пудреницу и, ничуть не смущаясь, припудрила носик.

– Это и есть «марочное выдержанное»? – спросила девушка, не глядя на меня, убирая пудреницу в ридикюль. Ее нежный голос был пропитан скепсисом круче, чем моя тельняшка потом.

– Знакомьтесь, – светски расшаркивался Акулов, присаживаясь на диван подле чаровницы в мини-юбке. – Семен Андреевич Ступин – Бультерьер. Он же – Стальной Кулак. Он же – человек-фоторобот, которого показали сегодня по телевизору.

– Меня не интересуют роботы, в том числе и фото, – не пожелала знакомиться мадемуазель. – Мне не интересны собаки бойцовых пород, а также деревянные, фарфоровые и стальные кулаки. Мне нужен телохранитель, сменщик для Ли.

– Привет, Ли! – Я помахал рукой китайцу, он и глазом не моргнул, застыл живой статуей, живым образчиком идеального телохранителя.

– Семен Андреевич идеально соответствует вашим высоким требованиям, госпожа Элеонора, – заверил Акулов, а я наконец-то узнал, как зовут девушку.

– Мне часто приходится посещать места, куда невозможно пронести оружие, – объяснила Элеонора, как и прежде, оставаясь сидеть к столу-ромбу затылком. – Мой второй телохранитель должен уметь защитить меня и себя голыми руками не хуже, чем это умеет Ли.

– Ноу проблем, мэм, – пожал я плечами. – Прикажете отметелить Ли прямо здесь и сейчас?

– Вам предстоит более сложная проверка, мистер Зазнайка. – Элеонора медленно и изящно развернулась ко мне вполоборота. – Одолейте Ли голыми руками, не нанеся ему никаких травм.

– Ага! Ему, значит, можно меня ломать и валять, как заблагорассудится, а мне фиг, да? Что ж, пальто я уже снял, руки у меня, в натуре, голые, майку снимать не буду, а он пускай ботинки снимет, ладно?

– Ли останется в обуви, – изрекла Элеонора, открывая ридикюльчик.

– Господа! – Акулов поднялся с дивана. – Неужели столь необходимо драться у меня в кабинете? Мы же в фитнес-клубе, в конце концов! Подходящих залов достаточно, чтобы...

– Сядь, Сережа! – Я уперся рукой в столешницу, оттолкнулся мокрыми кроссовками от ковра, перемахнул через стол. – Сядь. Не бойся, культурной революции в твоем кабинете устраивать не стану, стиль модерн не разрушу, не порушу. Ласково возьму китайчонка на болевой в три секунды, и всех делов.

Элеонора достала из стильной сумочки золотой портсигар, зажигалку желтого металла, красиво прикурила тонкую сигарету и произнесла длинную фразу на китайском. Ли внимательно ее выслушал, отступил на шаг от дверного косяка, ответил коротко, сквозь зубы.

– Хи-хи-и-ха-ха! – заржал я громко да задорно. – Напрасно ломали язык и мучили гортань, мэм. Я понимаю по-китайски. Хотите, переведу ваш приказ Ли и его ответ?

– Хочу. – Элеонора посмотрела на меня впервые с некоторым интересом.

– Вы сказали: «Убей его», то есть меня. Он ответил, типа: «Без проблем». Должен вас огорчить, мэм, – проблемы будут... Ну-тис, дружище Ли, понеслась?

Только что китаец стоял по стойке «вольно», я произнес вопросительное «понеслась», и как будто невидимый кукловод в небесах обрезал нити, управляющие марионеткой Ли.

Он пошатнулся, едва не опрокинулся на спину. Дабы сохранить равновесие, Ли шаркнул остроносым ботинком по ковру, широко расставил ноги, согнул колени. Ли качнуло вперед, будто бы голова его стала вдруг тяжелой и перевесила тело. Чтоб не рухнуть мордой в ворс ковра, китаец сильно прогнулся в пояснице, всплеснул руками, выровнял корпус, быстро-быстро замахал перед собой собранными лодочкой ладонями, скрючив при этом запястья и прижав локти к бокам.

– У? – удивленно выдохнул китаец, вытянул губы, словно для поцелуя, широко раскрыл узкие глаза. Крутанул головой вправо, влево. Оглядывался, как будто впервые увидел глазами навыкате кабинет Акулова, где пробыл до того минут двадцать.

Круглые сферы глаз с застывшими точно посередине зрачками заметили меня. Ли подпрыгнул, приземлился на правую ногу, левую согнул в колене, оставил на весу, лихорадочно орудуя ладонями-лодочками, взъерошил жесткие волосы у себя на макушке.

Мысленно я восславил Будду. Китаец не был «лесным дьяволом». То, чего он сейчас вытворял, характерно для стиля «цзуйхоуцюань», стиля «Пьяной обезьяны».

Обезьяна в древнем Китае считалась символом ловкости, хитрости, быстроты и грациозности. В период, соответствующий первым векам нашей христианской эры, в Китае пользовалось особой популярностью театрализованное представление «танцы ста животных», куда входил и танец обезьяны. В это же время при императорском дворце вошел в моду «танец макаки», включающий в себя движения разъяренной обезьяны, а некий чиновник Шаофу, как сообщают летописи, любил демонстрировать модную обезьянью пляску на пирушках, приняв на грудь кувшинчик-другой вина. Именно отсюда, с пирушек в императорском дворце, легенды ведут происхождение стиля «Пьяной обезьяны».

Коротким прыжком смещаюсь в сторону, ухожу от прямого взгляда Ли. Он остается на месте, на одной ноге. Следом за мной поворачивается лишь его голова. Ли фыркает носом, таращит широко открытые глаза. Обезьяна Ли злится.

Пожалуй, нет другого стиля кунг-фу, где такое же внимание уделяется глазам, как в стиле обезьяны. Чтобы научиться выражению глаз, как у настоящей обезьяны, ученики тратят годы. Глаза у человекообразного животного всегда круглые и смотрят вперед, они никогда не поворачиваются в стороны и не косят. Если обезьяна хочет посмотреть влево или вправо, она поворачивает голову, а не глаза. Обезьяна закрывает глаза, только когда спит. Если она мигает, то при этом движется только веко, а не бровь. После того как ученик освоит правила взгляда, следующая ступень – научиться выражать чувства и настроения. Педантичные китайцы канонизировали и описали двенадцать основных настроений обезьяны. Два из них Ли мне уже успел показать: выражение удивления, надо полагать, мною – слабым, недостойным Ли противником, и выражение злости, предшествующее атаке. Очень не хочется увидеть выражение, которое в китайских трактатах снабжено по-восточному витиеватым комментарием: «Божественная Обезьяна спускается с холма прыжками, она счастлива, она сорвала персики». Что древние китайцы подразумевали под «персиками», из ложной скромности уточнять не стану.

Ли подпрыгнул, сгруппировался. Обе коленки и левый локоть плотно прижались к свернувшемуся калачиком телу. Ли кувыркнулся в воздухе. Только что его взъерошенная макушка «смотрела» в потолок, мгновение – и Ли переворачивается вверх ногами, выставляет вперед правую руку, ладошка-лодочка касается ковра, правый локоть сгибается, еще мгновение – и, перекатившись через голову, комочек Ли оказывается у меня между ног.