Книга Гринвичский меридиан - Жан Эшноз

Они развели костер и поджарили мясо птицы.

— Тяжело было осваиваться здесь? — спросил Селмер за едой.

— В детстве, — ответил Арбогаст, — я прочел «Уолдена»[6]и «Швейцарского Робинзона». Кое-что оттуда я запомнил, и это мне частично помогло.

Закончив трапезу, они перенесли остатки казуара на муравейник и, вернувшись к потухшему костру, разлеглись в тени бутылочных деревьев. С минутку они поболтали о том о сем, потом их одолела дрема, и они проспали на сытый желудок добрый час. Селмер открыл глаза первым.

— Ну так что будем делать? — спросил он, встряхнувшись.

Арбогаст вынырнул из сна и приподнялся на локте.

— А что нужно делать? Вам здесь не нравится?

— Да нет, очень нравится, — ответил Селмер, — просто я думал... Ну не знаю...

Арбогаст растянулся на траве и с минутку помолчал.

— Можно, например, пойти искупаться, — сказал он наконец. — Тут неподалеку есть небольшой песчаный пляжик. Хотите?

— А другого ничего делать не нужно?

— Я лично ничего такого не вижу.

Искупавшись, они полежали, обсыхая под солнышком, на больших махровых полотенцах, которые Арбогаст принес из ближайшего к пляжу блокгауза. Он протирал уголком полотенца свои черные очки, которые снимал перед плаваньем, и близоруко щурился, глядя на волны. Потом коротко усмехнулся.

— Настоящие каникулы, верно?

— Да, настоящие каникулы, — признал Тео.

Они провели на пляже весь день, потом дружно встали и зашагали на запад. С первого же дня они почти все делали вместе, сообща. Селмер с ходу принял все предложения Арбогаста, затем, слегка освоившись с обстановкой, начал выдвигать свои собственные, которые Арбогаст принимал столь же охотно. Словом, все шло прекрасно. Естественно, сначала Арбогасту не понравилось, что ему присылают кого-то в помощь. Он боялся, что новичок окажется чересчур усердным, чересчур рьяным в выполнении задачи, поставленной Карье, и разовьет здесь бурную деятельность. Человек с желтыми волосами, которому доверили оборону острова, вовсю пользовался предоставленной ему свободой, чтобы жить тут единственным способом, каким, по его мнению, возможно было жить на таком почти необитаемом клочке суши, относясь притом к своим обязанностям, к вышестоящему начальству, к соседям в замке и вообще ко всей этой ситуации с полнейшим и высокомернейшим презрением. Остров интересовал его лишь как поле для игры, и он развлекался, окутывая свои действия покровом тайны и принципиально передавая еженедельные короткие рапорты через Тристано или Джозефа крайне сухо и торопливо, хотя подготовка сообщений все же вынуждала его собирать — или измышлять — какую-то информацию. Очень скоро он убедился, что Тео Селмер не намерен противоречить его минималистской концепции труда.

Когда они подошли к западному блокгаузу, день уже клонился к вечеру и багровое солнце готовилось нырнуть в океан на глазах у зрителей. Арбогаст вошел в блокгауз и вернулся с небольшим магнитофоном и коробкой катушек.

— Камерная музыка, — объявил он, — больше всего подходит к закатам.

Он выбрал квартет Шуберта и вставил катушку в магнитофон. Это был небольшой итальянский магнитофончик скверного качества, из белой пластмассы, с разноцветными клавишами, придававшими ему вид детской игрушки. Арбогаст нажал на зеленую клавишу. Из магнитофона полилась медленная, слегка расплывчатая музыка; низкая мощность аппарата не позволяла различать отдельные партии инструментов, однако, несмотря на плавающий звук, в целом квартет звучал вполне адекватно.

— Звук довольно скверный, — сказал Арбогаст, — но, чтобы создать настроение, мне хватает.

Они наблюдали, как светило приближается к своему отражению в воде, сливается с ним, сплющивается и тает; вот оно уже исчезло, и его последние лучи блеснули из-за горизонта, с другой стороны земной сферы, и тут же угасли. Настал промежуточный миг между днем и ночью, или, как говорят французы, между собакой и волком — неустойчивый миг, безучастная, ускользающая метаморфоза света. Казалось, пространство суживалось и сгущалось, словно загоняя людей и предметы в какой-то темный коридор, слишком узкий для них, и все же его невозможно было избежать, и приходилось волей-неволей вступать в этот тесный проход — чисто абстрактный, воплощенный в отрезке времени, против которого бессмысленно бороться, которое нельзя ни увидеть, ни потрогать, ни взять, ни оттолкнуть.

Наступившая темнота положила конец тягостным минутам сумерек. Ночь распростерлась над землей так же властно, как минувший день, затопила ее мраком, как приливная волна, требуя всего лишь легкого усилия, чуть другого душевного настроя, чтобы свыкнуться с нею. Черный океан теперь омывал скалы с мягкой, почти материнской заботой, в его стихии сглаживались самые острые углы.

— Ночь смягчает все, — сказал Селмер, когда Шуберт смолк. — Единственный раз, когда мне пришлось убивать людей, я сделал это среди ночи. Не думаю, что я смог бы совершить это в другое время.

— Неужели вы кого-то убили? — воскликнул Арбогаст, перематывая катушку. — Надо же, а мне ничего не сказали.

И Селмер поведал, ему историю про трех американцев.

— Это было не так уж и трудно, — заключил он.

— На свете вообще нет ничего трудного, — изрек Арбогаст. — Вот и здесь то же самое. Достаточно просто сидеть и ждать.

— Ждать чего?

— Ну не знаю... К примеру, нападения Гутмана.

— И если он нападет, тогда что?

— Увидим. Посмотрим и увидим, что можно сделать.

— А что еще?

— Да ничего, — ответил Арбогаст. — Хотя... Есть одна проблема: я уверен, что где-то на этом острове запрятан склад оружия, старого оружия, еще времен войны. Оружие или взрывчатка, точно не знаю. Но, похоже, здесь должны быть тонны этого добра. Хотите помочь мне искать склад? Вы представляете, что можно сделать с тоннами взрывчатки? — добавил он игривым тоном.

Тео рассмеялся. Музыка смолкла. Магнитофонная катушка вертелась вхолостую, как ненормальная. Арбогаст нажал на голубую клавишу, и машина утихомирилась.

Теперь мрак сделался совсем непроницаемым. Они встали и отправились спать.

21

Рассел сошел с трапа самолета и втянул в себя океанский воздух. Стюардесса проводила его до выхода из аэропорта, где кто-то другой молча взял его за локоть, довел до машины и предложил сесть в нее. Рассел узнал голос Бака и подчинился.

Машина тронулась; Рассел сидел один на заднем сиденье. Исследовав кончиками пальцев окружающее пространство, он установил, что внутренние ручки на дверцах сняты, окна подняты, а от водителя его отделяет толстое стекло с мелкими дырочками. Бак включил радио, которое сообщало местные новости на фоне мелодии «Бич Бойз». Рассел постучал в перегородку, Бак приглушил радио.