Книга Секреты обольщения - Мэдлин Хантер

– Если бы я поверил, что это правда, то нашел бы способ заставить вас отказаться от брака со мной. Для того чтобы сделать эти отношения терпимыми, не требуются романтические чувства и иллюзии, мисс Лонгуорт. Я думаю, что они могли бы даже испортить дело. Вместо того чтобы мечтать о бессмертной романтической любви, вам лучше думать об этой стороне брака как о хорошей трапезе, утоляющей голод.

Розалин не могла поверить, что он способен говорить с такой прямотой. Джентльмен никогда бы себе этого не позволил. Но ведь он не был джентльменом. Более того, он ждал от нее более разумного ответа, чем смущение и ужас при столь бестактном обороте беседы.

«Трапеза, утоляющая голод». Для нее это был новый и непристойный способ говорить на подобную тему. Конечно, такой подход начисто уничтожал всякую романтику, но по крайней мере содержал намек на нечто более обещающее, чем она могла ожидать.

– И из чего будет состоять эта трапеза – из овсянки или фазана? – выпалила Розалин.

Брадуэлл тихонько рассмеялся, и ей показалось, что и сам он был теперь смущен.

– Видите ли, я не очень люблю овсянку. По горло сыта ею, – сказала Розалин.

– Есть много блюд, целое меню, из которого можно выбирать. Уверен, что мы сможем найти что-нибудь по вашему вкусу. Но мы узнаем это только если вы согласитесь сесть за стол.

Итак, окольными путями они подобрались к еще одному условию. Он говорил, что ожидает, что она примет его без излишнего драматизма и отговорок.

Розалин попыталась это представить. Представила себя лежащей в постели и этого мужчину рядом. Она готовилась к неприятному опыту, к безрадостной покорности, которые испытала за время своего короткого романа. Но почему-то эта картина взволновала ее. Это ожидание таило в себе элемент соблазнительного предвкушения и волновало ее физически.

Брадуэлл наблюдал за ней, и в выражении его лица для нее заключалось опасное очарование, как если бы он тоже представлял ее в постели и понимал, сколь волнующе это ожидание.

Он все еще держал ее руку. Но теперь сжал ее крепче, будто направлял и ограничивал. Потом мягко потянул к себе. За окном медленно проплывал городской пейзаж. С изящной легкостью и плавностью Брадуэлл посадил Розалин себе на колени.

Удивление уступило место тревоге. Свет в карете вдруг потускнел. Изогнувшись всем телом, Розалин увидела, что Брадуэлл задернул занавески.

– Что вы делаете?

Сквозь одежду она ощутила его бедра и попыталась встать, но рука, поддерживавшая ее за спину, не позволила, а иначе она бы упала или высвободилась бы. Розалин выпрямила спину, чтобы обеспечить себе хотя бы некоторую независимость.

– Что вы делаете? – повторила она.

Взгляд Брадуэлла следовал за кончиками пальцев, ласкавших ее щеку уже знакомым ей движением. Только на этот раз его прикосновения не прерывались. Он нежно приподнял ее подбородок, не позволив уклониться от поцелуя. Это был легкий поцелуй, как тот, в поле, но губы ее задрожали, а все тело охватил трепет.

– Я проверяю, справедливо ли вы оцениваете мое предложение и не живут ли в вас предрассудки? – Он снова поцеловал ее. – Я отдаю на ваш суд свое дело, с тем чтобы вы приняли окончательное решение при одном только условии, которое стоило внимания.

– Окончательное решение?

Значение, которое он вложил в эти слова, смутило Розалин. Она уперлась руками в его плечи и отпрянула.

Он улыбнулся и без усилия снова привлек ее к себе. Последовала медленная и не слишком серьезная борьба. Розалин не оборонялась по-настоящему, а он по-настоящему не настаивал. Она всего лишь пыталась высвободиться из этих слишком интимных и обязывающих объятий, он же продолжал ее удерживать.

Каким-то образом ему удалось удержать позицию. Но если он думал соблазнить ее, то серьезно заблуждался. Она снова принялась его отталкивать, упираясь в плечи.

– Боже милостивый! Не думаете же вы… здесь… в карете?

– Ни в коем случае. Конечно, только если вы не попросите об этом сами.

Просить об этом? Розалин изо всех сил старалась подавить усмешку.

Однако он ее заметил.

– Вы правы. Лучше оставить это до другого случая.

Розалин готова была посмеяться над его самонадеянностью, но не смогла, потому что он снова начал целовать ее. И вдруг его действия перестали ей казаться невинной игрой. Его поцелуй в поле удивил ее, поцелуй на кухне покорил, этот же напугал.

Возбуждение, струившееся прежде медленно, теперь мгновенно обрушилось на нее как наводнение. Его страстный и властный поцелуй смел все преграды, на которых держалась ее физическая инертность. Ее тело на этот раз откликнулось мгновенно, будто уже было знакомо с ожидавшим его наслаждением и жаждало испытать его снова.

Эти нежные прикосновения губ к ее губам привели ее туда, где не оставалось места ни для раздумий, ни даже для дыхания.

Его поцелуи в губы и шею соблазняли и волновали ее. Легкие покусывания мочки уха посылали трепет восторга в ее кровь. Если брак означал это, и только это, она бы, несомненно, приняла его предложение.

Но Розалин знала, что этим дело не ограничится и его страсть, как и ее собственная, будет усиливаться. Она ощущала это в нем, чувствовала. Розалин знала, к чему ведут эти маленькие радости и чем заканчиваются.

На этот раз Брадуэллу не пришлось ее уговаривать разомкнуть губы. Она покорилась его вторжению, потому что уже знала, какое это приносит наслаждение. Он завладел ее ртом и исследовал его нежно и тщательно, будто знал, как вызвать в ней трепет восторга и отклик, которые отзовутся во всех уголках ее тела. И скоро она перестала замечать что-либо, кроме этого, и желала только чувствовать и чувствовать наслаждение без конца.

Брадуэлл продолжал ее ласкать, и скоро этот весенний ветерок ее наслаждения превратился в жаркий летний ветер. Розалин чувствована прикосновение его руки под плащом сквозь ткань платья и корсет, теплой и твердой руки, уверенной в своих действиях. Хотя это властное прикосновение и смущало, и даже шокировало ее, тело покорялось ему и даже к нему стремилось. И вскоре Розалин начала раздражать преграда, отделявшая ее от него. Буря безумия грозила ворваться в ее сознание и затопить его.

Брадуэлл целовал ее и ласкал грудь, и эти ласки вызывали молниеносный и бурный отклик. Ее тело откликалось на них немедленно, будто только этого и ждало. Прикосновения его пальцев погружали Розалин в столь острое наслаждение, что ей уже трудно было его переносить.

Брадуэлл нашел отвердевший сосок и ласкал и дразнил его до тех пор, пока все ее тело не завибрировало. Образы других, более откровенных и интимных наслаждений и ласк, затопили ее сознание. Он доводил ее до безумия. До помешательства. Теперь она поняла, что он имел в виду, говоря о телесном голоде. Она поняла его намеки на возможность того, чтобы просить о близости, потому что мысленно уже просила.