Книга Букет алых роз - Лев Овалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Везде было пусто, все отдыхали.
Он заглянул в приемную в надежде, что генерал, может быть, у себя, — ему очень хотелось рассказать о новом покушении на Анохина, — но и генерала не было, только один дежурный по отделу сидел в кресле у стола и читал новый роман Фейхтвангера. Евдокимов прошел в оперативную часть и попросил усилить наблюдение за квартирой Роберта Д.Эджвуда; события развивались так, что вполне резонно было предположить, что Эджвуд и Жадов захотят встретиться, что им просто надо будет встретиться друг с другом.
Евдокимов просил не терять Эджвуда из поля зрения ни на минуту и, если он куда-нибудь выедет, поставить его об этом в известность.
Но едва Евдокимов приехал домой, как ему позвонили и сообщили, что сам Эджвуд никуда не выезжал, но зато к нему на квартиру только что явился странный посетитель.
Евдокимов сейчас же поехал узнать подробности.
Около восьми часов вечера, сообщили ему, к дому, в котором проживает мистер Эджвуд, приблизился высокий мужчина — судя по описанию, можно было не сомневаться, что это Жадов, — торопливо вошел в парадное, позвонил в квартиру Эджвуда и рывком, немедленно исчез за дверью; больше его не видели, из квартиры Жадов не появлялся.
Это было нарушением всякой конспирации!
Жадов не мог, не смел, не должен был приходить к Эджвуду: его посещение чрезвычайно сильно могло скомпрометировать Эджвуда и не приносило пользы Жадову…
Евдокимов допускал, что две причины могли побудить Жадова устремиться к Эджвуду: желание скрыться после покушения и еще большее желание поскорее удрать из Советского Союза.
Должно быть, Жадов чувствовал себя очень неуверенно, скрываться ему, по-видимому, становилось все труднее, и к тому же, вероятно, нервы тоже сдавали даже у такого железного человека, каким, несомненно, был Жадов.
Евдокимов представлял себе, что Жадова ожидал у Эджвуда не слишком любезный прием: солидарность солидарностью, но в том мире, к которому принадлежали и хозяин квартиры, и его гость, собственная шкура ценится превыше всего.
Скрываться у Эджвуда Жадов не мог: неприкосновенность помещения, занимаемого лицом, обладающим дипломатическим иммунитетом, не предусматривала по советскому закону права предоставления убежища лицам, преследуемым государством, при правительстве которого эти дипломаты были аккредитованы; не позднее как утром от Эджвуда, и даже не от Эджвуда, а от посольства, при котором тот числится, потребуют выдачи Жадова, и никто не сможет от этого уклониться, а сам Эджвуд будет иметь неприятности, которые могут вызвать даже его отъезд из Советского Союза.
Поэтому Жадов неизбежно должен был покинуть квартиру Эджвуда.
Жадов мог появиться в любой момент, и каждую минуту надо было быть наготове.
Евдокимов вызвал машину с оперативными работниками и вместе с прибывшими поместился в машине.
Машина находилась за углом, но двое работников ни на минуту не отходили от самого дома.
Эджвуд, разумеется, знал, что за его квартирой установлено наблюдение.
Часов в десять вечера на улицу вышел один из его лакеев и прошелся от угла до угла.
Евдокимов не находил нужным делать секрета из наблюдения за квартирой. Эджвуд был пойман с поличным, рано или поздно Жадов должен был появиться, предстояло только задержать его возможно тише и аккуратнее.
В полночь вышел погулять в переулок другой лакей…
Жадов не появлялся.
Ночь тянулась медленно, монотонно.
Прохожих становилось все меньше, стихал городской шум, приближалось то глубокое ночное время, когда даже в Москве ненадолго устанавливается относительная тишина.
Кто знает, что делали в это время Эджвуд и Жадов, кто знает, какими любезностями обменивались между собой в эти ночные часы хозяин квартиры и его непрошеный гость…
Ночь шла, близилось утро, в переулок вплывал серый сумрак.
Под утро Евдокимов пошел пройтись под окнами Эджвуда. Везде были спущены занавески, за занавесками горел свет. Что там происходило?
Один из лакеев вышел из ворот и стал их открывать. Становилось уже интересно…
И, едва ворота распахнулись, показалась машина господина Эджвуда.
Было пять утра.
За баранкой сидел сам Эджвуд, в глубине машины тоже сидел кто-то.
Евдокимов попытался взглядом проникнуть вглубь машины.
Человек явно старался быть как можно незаметнее, но и длинная фигура, и каменная посадка головы не вызывали сомнений… Эджвуд вывозил Жадова.
Иначе он поступить не мог. Оставить у себя нельзя, выпустить одного тоже нельзя: Жадова задержат, и будет установлено, из чьей квартиры он вышел; для Эджвуда наилучшим выходом была попытка спасти Жадова.
Эджвуд правильно рассчитывал на свой дипломатический иммунитет: его машина являлась частью территории, на которую этот иммунитет распространялся; во всяком случае, до начала служебного дня, покуда еще не последовало официального обращения в посольство, никто не решится ни задержать, ни проникнуть в его машину, а до того времени, когда начнут работать дипломатические канцелярии, сделать было можно многое.
Эджвуд повернул направо.
Евдокимов кинулся к своей машине.
— Ну, братцы, — промолвил он, — теперь наше дело — только бы не отстать!
Улицы были еще пусты, жизнь еще только начиналась.
Евдокимов демонстративно не отставал от Эджвуда.
Было очевидно — да Евдокимов этого и не скрывал, — что за Эджвудом не следят, а просто-напросто его преследуют.
Эджвуд выехал на Садовое кольцо, здесь уже можно было двигаться быстрее.
У Эджвуда был “бьюик”, Евдокимов со своими товарищами ехал в “Победе”.
Евдокимов боялся, что в конечном счете скромная “Победа” не выдержит соревнования с сильным “бьюиком”.
Эджвуд свернул на улицу Горького и погнал машину к вокзалу.
Выехал на Ленинградское шоссе, начал набирать скорость.
— Держись, ребятки! — сказал своим помощникам Евдокимов. — Сейчас только начнется…
Что начнется, он не сказал, — это было понятно без слов.
Они не заметили, как выехали за пределы городской черты.
Тут началась настоящая гонка!
Эджвуд выжимал из своего “бьюика” все, но скромная и маленькая по сравнению с великолепным “бьюиком” “Победа” бежала с завидной неутомимостью.
На одном из перекрестков Эджвуд неожиданно свернул, и “Победа” проскочила мимо поворота.
Это дало Эджвуду выигрыш времени в несколько минут, а это было очень много.
Когда “Победа” опять пошла следом за “бьюиком”, тот уже отъехал очень далеко.
Но возле одного из переездов через линию железной дороги опущенный шлагбаум опять уменьшил разрыв в расстоянии.