Книга Бесы в погонах - Михаил Серегин

– С какой душой? – растерялся мент.

– Со своей бессмертной душой. Перед мирским начальством-то вы как-нибудь выкрутитесь, а перед всевышним?

Священник абсолютно серьезно, без тени язвительности или гордыни поклонился и вышел за дверь.

* * *

В храмовой бухгалтерии его встретил уже немного пришедший в себя после всего вчерашнего отец Кирилл, серьезно сообщивший, что, поскольку положение у отца Василия весьма непростое, он, как человек ответственный, намерен остаться в Усть-Кудеяре на некоторое время еще. «Пока опухоль не спадет, – решил про себя священник. – И правильно, в патриархии все равно все поймут по-своему…»

Потом прибежал диакон Алексий, на которого была возложена почетная обязанность организации побелки и покраски подсобных помещений при храме, и начал дотошно выяснять, какую краску ему покупать: подешевле и попроще или получше, но подороже. Диакон никак не мог принять самостоятельное решение, отчего его монолог становился до ужаса похожим на «маленькие, но по три или большие, но по пять».

– Бери получше, – решил одним ударом разрубить этот гордиев узел священник, но не тут-то было: как выяснилось в последующие четверть часа, среди той краски, что получше, тоже был выбор: финская, немецкая или испанская…

Незаметно подступило время вечерней службы, и отец Василий с облегчением окунулся в пронизывающую его до самых отдаленных уголков души атмосферу богослужения. И только под самый конец, едва отойдя от своего странного разговора с начальником городской милиции, он вдруг увидел эти глаза.

Отец Василий сразу распознал в нем бывалого уголовника – насмотрелся за свою жизнь на таких. Но это был не простой урка – на его помятом жизнью лице явно читался отпечаток власти. Большой власти.

Священник завершил службу и подошел. Он не сомневался, что этот человек пришел не на службу – он пришел к нему, лично к нему.

– Что вам угодно? – официально поинтересовался отец Василий и даже кожей почувствовал на себе этот встречный недобрый, несмотря на улыбку, взгляд.

– Я – Гравер, – ровным голосом сообщил визитер. – Поговорить пришел.

– Пошли, Гравер, – кивнул священник и провел гостя в беседку: ни в храме, ни в бухгалтерии такая беседа состояться не могла – он это чувствовал.

Они сели напротив, ровно напротив.

– Правду говорила братва, – все тем же ровным голосом произнес визитер. – Видна в тебе ментовская порода. За версту видна. Бога не боишься?

Начало было интересным.

– В тебе тоже порода видна, – встречно отметил священник, опустив замечание по поводу его отношений с богом. – И что теперь?

– Я человек верующий, – поставил попа в известность Гравер. – Мне в храм божий прийти не западло. Это чтобы ты понимал.

– Я понимаю, – кивнул отец Василий. – Не был бы верующим, не пришел бы.

– Точно, – подтвердил визитер и сразу перешел к делу. – Я не понял, поп, ты что, братве войну объявил?

– Почему такой вывод? – сухо поинтересовался отец Василий.

– Да числится за тобой всякое… – не моргнув, пояснил гость. – Нашего брата с дурью мусора у твоей хаты взяли. К Роме ты с ментами зачастил. Жираф, люди говорят, на твоей совести тож…

– Жираф отморозок, – возразил священник.

– Согласен, – кивнул собеседник. – Жираф получил, что заработал.

– А милиция меня о своем визите к Роману не предупреждала, – продолжил отец Василий. – Впрочем, как и киллеры тоже. У тебя что-нибудь еще?

– Слишком много совпадений, – констатировал собеседник. – Не всем это нравится…

– Допускаю, – согласился священник.

Было бы странным, если бы, например, поимка Сережи нравилась всем. Ах да! Эти «все» ведь не знают, что Сережа стучит ментам!

– Будь осторожен, поп, – впервые за весь разговор улыбнулся Гравер, и было в этой улыбке что-то змеиное. – Людям нравится ясность. Поп должен быть попом, а мусор – мусором. Не садись не в свои сани…

«Кто-то мне это уже говорил, – напряженно пытался вспомнить отец Василий. – Но кто?!» И вдруг вспомнил! Как там сказал Скобцов? «Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом». Именно так, с расстановкой.

– Не ты один так считаешь, Гравер, – улыбнулся он. – Мне сегодня то же самое Аркадий Николаевич говорил. Почти слово в слово.

Гравер непроизвольно сжал челюсти: сопоставление его с главный ментом города ему не понравилось.

– Я в ментовке не бываю, и что там они говорят, сказать не могу, – поддел он священника. – Но запомни, поп: человек имеет право знать, к кому пришел на исповедь: к менту или священнику.

– Если говорить о братве, – членораздельно ответил отец Василий, – то я ее что-то на исповеди не вижу. Как-то вот не ходят… Братишку отпеть – пожалуйста; сына крестить – с превеликим удовольствием, а вот на исповеди нет, не видел.

– Так потому и не ходят, что ментовским духом отсюда тянет, – веско возразил собеседник. – Не тем законом, что от бога, а тем, что от людей. Какая может быть в таком месте вера?

Это была чистой воды профанация. Священник прекрасно понимал, что даже если эта претензия высказана всерьез, дело вовсе не в вере; была бы хоть капелька веры, попадали бы на колени и молились денно и нощно, вымаливая себе прощение. И даже не в том, что братве западло касаться того, что у них ассоциируется с активно противостоящей им «группировкой ментов». Если вообще отец Василий с этой «группировкой» как-то у них ассоциируется… Просто слабые они, эти братки, там, далеко внутри, оттого и гордыня.

– Я хочу, чтобы ты запомнил то, что я тебе скажу, – уже жестче продолжил собеседник, неотрывно наблюдая за каждым движением лица или глаз священника. – Этот беспорядок надо остановить. Пусть мент остается ментом, братишка – братишкой, а православный священник – попом. Не нарушай равновесие. А то и до беспредела недалеко. А если начнется беспредел, и тебе далеко не убежать… Ты понял?

– Понял, – кивнул отец Василий. – Только и ты запомни, Гравер, я местный; здесь вырос и здесь живу. Мне отсюда бежать некуда. Разве что… туда… – глянул он в темное ночное небо. – Так я к этому готов…

* * *

А на следующий день рубоповцы вкупе с областными органами правопорядка начали трясти Романа. Нет, Пасюка там не было, и всем руководил его заместитель, но факт оставался фактом: напряженные отношения с РУБОПом все-таки вышли Роману боком.

Первым эту новость принес диакон Алексий, а уже к обеду он доставил и последние, самые свежие подробности.

– Вы представляете, батюшка! – взахлеб рассказывал он. – Оптовки позакрывали! Магазины все романовские на переучете как бы! А что в конторе у них творится! Это вообще страх!

– А что там творится? – из вежливости поинтересовался отец Василий.