Книга Холодные медные слезы - Глен Кук

– Вы заметили, – спросил старик, когда я пошел к двери, – что истертый экземпляр – оригинал?

Я приостановился. Он прав. Я не заметил. Я хмыкнул и направился к выходу, размышляя, не часть ли это послания, которое мне полагалось разгадать.

Я не хотел приближаться к Большому Боссу на пушечный выстрел, но у меня зарождалось подозрение, что придется. Возможно, он знает, что происходит.

25

Стемнело. Дождь прошел. Мой приятель Бормотун стоял на посту. Вымокший насквозь, он дрожал на ветру точно на том же месте, где я его оставил. Похолодало. Предрассветный бриз – дело обычное.

Я прошел в двух футах от своего горе-преследователя:

– Мерзкая погода, не правда ли?

Оправившись от потрясения, Бормотун решил, что я просто дружелюбен по природе. Ему не приходило в голову, что я могу его засечь. Он дал мне фору на старте и потащился следом. Бедолага.

Я шел и размышлял, что с ним делать. Угрозы для меня он не представлял. Доложить обо мне, сидя у меня на хвосте, он не мог. Если вообще собирался кому-то докладывать. Вдруг у него такое пьяное развлечение – таскаться за прохожими?

Возможно, стоило вернуться в «Синюю Бутылку», порасспросить о нем моего пьянчужку, но я не вынес бы еще одной встречи с Большой Мамой. Кроме того, я устал, замерз, проголодался и мне до смерти надоело бродить по городу, где незнакомые люди проявляли ко мне ничем не оправданный интерес. Хватит. Я пойду туда, где смогу согреться, поесть и где не нужно будет постоянно оглядываться через плечо.

Теперь оставалось сделать выбор между домом и заведением Морли. Дома лучше еда. Но у Морли я могу между делом работать. Если правильно разыграть партию, я переброшу на других свои заботы о Бормотуне. Придется примириться с тамошней кухней.

Стоило мне ступить на порог, и толпа – менее многочисленная из-за погоды – смолкла и воззрилась на меня. Только на этот раз у меня возникло ощущение, что во мне видят не волка из чужой стаи, сунувшего нос на чужую территорию, а овцу.

Плоскомордый сидел за своим любимым столом. Я пристроился к нему без приглашения и вежливо кивнул малышке, сидевшей рядом с ним. По какой-то неведомой причине Тарп обладал неотразимой привлекательностью для миниатюрных женщин. Они его боготворили. Мое появление не привело его в восторг. И вот так всегда.

– Как я понимаю, Джилл Крайт не стала к тебе обращаться?

– А она собиралась?

– Я рекомендовал ей. – Мне почему-то показалось, что Плоскомордого удивил мой приход. – Она нуждается в защите.

– Ни в чем она не нуждается.

– Скверно. Извини. Меня зовет Морли. – Я кивнул его даме и направился к Дотсу, стоявшему у лестницы.

Морли тоже выглядел удивленным. Мало того, мое появление вызвало у него беспокойство. Плохой признак. Единственный раз я видел его обеспокоенным – когда он лежал с повязкой на заднице.

– Быстро топай наверх, – прошипел он.

Морли пропустил меня вперед и стал подниматься по лестнице, пятясь раком. Странно.

Он захлопнул дверь кабинета и запер ее на засов:

– Ты зачем приперся? Хочешь устроить бунт?

– Я подумал, что мне не помешал бы скромный ужин.

– Не паясничай.

– И не думаю. В чем дело?

Морли бросил на меня недоверчивый взгляд:

– Ты не знаешь?

– Нет. Я был занят охотой на двухсотлетнего призрака. В чем дело?

– Просто чудо, что ты выжил. Действительно чудо. – Он покачал головой.

– Довольно. Прекрати демонстрировать, какой ты умный. Расскажи, что растревожило твой геморрой.

– За тебя назначена награда, Гаррет. Тысяча марок золотом тому, кто принесет твою голову.

Я смерил его тяжелым взглядом. У темных эльфов своеобразное чувство юмора.

Он не шутил.

– Твой приход сюда – прыжок в змеиную яму, Гаррет. Здесь только две кобры, которые не попытаются тебя сожрать. Я и Плоскомордый.

Я бы не поручился за Морли Дотса. Тысяча золотом – чертовски серьезное испытание для дружбы. Большинство народу и представить себе не может, насколько серьезное.

– Кто? – спросил я.

– Он называет себя брат Джерсе. Остановился в «Розе и Дельфине» на Северной Стороне. Утверждает, что примет там посылку в любое время.

– Дурость какая! А если я доберусь до него первым?

– Я бы не советовал.

Он прав. Этот тип, должно быть, принял меры на случай, если я решусь на такую авантюру.

– Ты по-прежнему не работаешь? Почему же тогда он хочет во что бы то ни стало от тебя избавиться?

– Теперь работаю. На себя. Пытаюсь выяснить, кто жаждет меня убить. И почему.

– Ну, теперь ты знаешь кто. – Морли хихикнул.

– Как остроумно! – Я достал медную храмовую монету, которую утаил от старика в Пробирной Палате, и вкратце пересказал Морли, что мне удалось узнать. – Каратха – город темных эльфов. Знаешь о нем что-нибудь? Похоже, вся эта канитель тянется оттуда.

– Почему я должен знать о Каратхе больше, чем ты о Фелл-Дорсте? Это седая старина, Гаррет. Кого она волнует? Твоя каша заварена на религии. Поищи ответа в Стране Грез. – Морли повертел монету в руках. – Мне она ничего не говорит. Может, тебе стоит проконсультироваться с Покойником?

– Прекрасная мысль. Если бы мне еще удалось заставить его прервать на двадцать минут свой крестовый поход против сознательного состояния.

Кто-то забарабанил в дверь. Морли насторожился, затем его физиономия приняла озабоченное выражение. Он указал мне на угол.

– Кто там?

– Это Рохля, босс.

Морли открыл большой шкаф – домашний арсенал, оружия в котором хватило бы на взвод матросов. Он бросил мне небольшой арбалет и стрелы, а для себя выбрал дротик.

– Кто с тобой, Рохля?

– Я один, босс. – Голос Рохли звучал смущенно. Впрочем, его смущает сама жизнь.

Морли снял засов и отскочил назад:

– Заходи.

Рохля вошел, посмотрел на притаившуюся смерть и робко поинтересовался:

– Что я сделал, босс?

– Ничего, Рохля. Все в порядке. Закрой дверь на засов и приготовь себе выпивку. – Морли убрал оружие, закрыл шкаф и устроился в кресле. – Зачем я тебе понадобился?

Рохля неласково на меня покосился, но решил, что можно говорить при мне:

– Только что пришло известие, что Чодо назначил награду в две тысячи за того парня, который предложил тысячу за Гаррета.

Морли расхохотался.

Отлично. Вот шанс для настоящего смельчака. Можно сорвать поистине баснословный куш, продав мою голову брату Джерсе, а потом и его самого – Чодо.