Книга Вино викингов - Марина Серова

– А потом что было?

Я посмотрела на него как на идиота:

– А потом были взрывы! Много! Когда все вокруг взлетает на воздух – о сопротивлении уже не думаешь.

– Но ведь вы говорили, что смогли оказать им отпор, – капитан вспомнил мои слова, сказанные мною на дороге. – И даже двоих умудрились ранить?

Рассказать ему про Ворошиловку и про мои навыки в стрельбе – значит посеять в его голове еще какие-нибудь подозрения. Тех, что там уже имеются, мне вполне достаточно. Можно и соврать. Небольшая ложь делу не повредит. Сказать чего-нибудь про какие-нибудь курсы. Или о моем участии в боевых действиях. Каких-нибудь. Можно и вообще безлико как-нибудь сказать.

Что я и сделала:

– Я специально обучалась быстрому реагированию в подобных ситуациях. Так что для меня такие атаки – не страшнее тех, что мне удалось пережить или… изучать в прошлом.

Капитан отодвинул ногой разломанный в щепки стул. Присмотрелся к развалинам лестницы. Уточнил:

– Обучались? Где именно?

Как же, так и скажу я тебе все! Про то место, где я обучалась, говорить не принято. Кто там был – и так поймет. Без слов. А если ты не понимаешь, то и название тебе ни о чем не скажет.

– Вам это ни к чему.

– Зря вы так считаете, гражданка… Кстати, как вас зовут?

– Евгения Максимовна Охотникова.

Все трое удивленно переглянулись. Капитан выдохнул:

– Охотникова?!

– Да. А что?

– А это не вы поставляете регулярно в участки одного бандюгана за другим?

– Я.

– Лихо! – Симонов даже улыбнулся. – Давно мне хотелось посмотреть на такую храбрую женщину!

Выражения лиц «служивых» изменились – в лучшую сторону. Можно даже документы не показывать, раз они наслышаны обо мне. И грубить, похоже, мне они больше не будут. А то взяли моду! Я вам не девушка-белоручка! Я – мужик. Красивый! В юбке! Вернее, в грязных брюках. И стрелять лучше вас умею. В нашем закрытом заведении из меня родственницу Терминатора сделали!

Я подняла с пола вырванную взрывом дверь и приставила ее к стене. По ней уже смогла перебраться на лестницу, вернее, на обломки ступеней. Поднявшись на второй этаж, я позвала полисменов:

– Ну что же вы? Поднимайтесь.

Лазать по сомнительным лестницам ни у кого из троих желания не возникло. Боялись, видимо, испачкаться. Или просто вниз грохнуться. Эх и слабаки!

Капитан ответил за всех:

– Спасибо. Мы вас тут подождем.

– Ну и ладно. Я скоро.

Ветров сидел в столовой, на единственном уцелевшем стуле, все еще не отойдя от контузии. Весь в грязи. У ног его лежал огнетушитель. Он громко ругал негодяев, посмевших разрушить его жилище. Точнее сказать – матерился. Двое охранников находились рядом. Такие же потрепанные и хмурые. У одного из предплечья сочилась кровь. У другого лицо представляло собою сплошной синяк, а глаза заплыли почти полностью. Видимо, он основательно приложился обо что-нибудь. Или его задело чем-то.

Когда я вошла, все дружно нацелили на меня оружие. Распознав, опустили стволы.

– Ну и где вы бродите, Евгения Максимовна? – Работодатель говорил очень громко. При его травме это не редкость. Наверняка он сам себя не слышит сейчас. Попадание было выдающимся.

Я тоже повысила голос:

– Погоней занималась!

– Не слышу!

Пришлось мне повторить:

– Я гналась за ними!

Услышал наконец-то.

– Поймали кого-то?

– Нет.

Ветров приложил ладонь к уху:

– Что?

Я отрицательно покачала головой. Кричать каждый раз мне не хотелось. Вот немного отпустит бедолагу, и поговорим.

Оба охранника тоже, видимо, пострадали. Даже не реагировали на мои слова. А и немудрено. У меня самой чуть контузия не случилась, когда первый взрыв прогремел. Я-то сразу выскочила на улицу. А вот охранники все еще находились в доме. Да и в тот момент, когда снаряд в стойку ударил, один из них вместе с Ветровым в столовой торчал. Так что со слухом у них пока непорядок. Тут только время и медицинское лечение поможет.

Убедившись, что их жизням ничто не угрожает, я поспешила в свою комнату. За документами. Лучше сразу показать их полицейским, чтобы потом лишних вопросов не возникало. И потребовать сотрудничества. Микроавтобус по запчастям пусть соберут и разберут, пока все не выяснят. И сколько бензина в баке было, и сколько раненых со здоровыми – все пусть уточнят. А если они это выяснят, то и поделиться информацией со мной им не помешало бы. Я же должна знать, что за хмыри такую атаку устроили на моего подзащитного! Глядишь, и сам Москит в числе погибших окажется. Случись такое – не камень, а пара горных вершин с моих плеч свалится. А то и три.

Спустившись на первый этаж, я предъявила им документы. Все трое рассматривали внимательно. А когда они свой интерес удовлетворили, удалились на улицу. Капитан принялся звонить и докладывать о случившемся куда следует. Через пятнадцать минут двор стал напоминать вчерашний «пейзаж», виденный мною по телевизору в новостях. Суетилась тут куча народу. Ломились сюда журналисты. Соседи даже сбежались, поняв, что все стихло и можно выйти на улицу – посмотреть. Ко мне привязался следователь. Расспрашивал минут двадцать. Запретив мне выезжать из города и взяв подписку о невыезде, он наконец отстал. Направился к Ветрову. С теми же вопросами. Охранникам была оказана медицинская помощь. «Индейца» вообще в больницу увезли – с сотрясением «мыслительного органа». Ну а я, вооружившись ведром воды и тряпкой, принялась старательно смывать со своего грязного транспортного средства следы неудачной погони. Ругалась я как сапожник…

Два часа дня. Время обеда. Все спешат домой на часок – перекусить и вновь вернуться на рабочее место. Кто-то на машине. Кто-то, еще на нее не заработав, пешком. Если, конечно, ему до дома близко. Ну а другие прямо на работе обедают. Есть еще и просто домоседы, о них рассказывать не стоит. И так все знают, что они в обед дома сидят. Везет же людям! И тем, и этим, и всем остальным… Поесть спокойно могут. А вот мы – не можем. Негде, во-первых. Всю столовую в хлам разворотило. Во-вторых, нечем. Пара попаданий пришлась в кухню с ее холодильниками. Да и не тянет отчего-то желудок наполнять. Не тот настрой, что ли. Да и не та ситуация.

Наниматель мой грустно созерцал уже третью по счету бутылку. Слух у него прорезался совсем недавно. Расположился он на искореженной барной стойке и то и дело прикладывался к емкости. На душе у него было тяжко, очевидно. Я бы тоже грустила, если бы тетушкина квартира вытерпела подобный обстрел. Размышляла бы об испорченных личных вещах, к которым привыкла с самого момента их покупки. С тоской вспоминала бы разбитую кухню, растерзанный холодильник с недоеденными вкуснейшими деликатесами. Хмуро представляла бы в уме способ казни исполнителей «акта» и его заказчиков, которых я весьма скоро поймаю.