Книга Этрусская химера - Лин Гамильтон

— Вы знаете Танелла ди Питагора?

— Нет.

— Кто-то идет. Пора уходить. Ждите меня завтра в семь утра у Танелла ди Питагора. В это время там никого не будет. Возьмите ее с собой.

— Но, синьор… — В трубке послышались гудки. Разговор, на мой взгляд, получился более чем досадным. На следующее утро мне предстояло, поднявшись в немыслимую рань, отыскать нечто, называющееся танелла, в совершенно незнакомом мне городе, не имея никаких инструкций не только относительно того, как отыскать этот объект, но даже, что он собой представляет. Я могла только предположить, что слово это означает нора, но знание это ничем не могло помочь мне.

— Ну, как вам показалось вино? — спросила я, пытаясь говорить нормальным голосом.

— Чудесное, — ответила Лола. — Вы так любезны.

— Как мило вы все разложили, — восхитилась я тем, как искусно она разложила еду на бумажных тарелках, расставив их на столике возле окна.

— Не слишком радостный вид, правда? — проговорила она, задергивая занавеску, чтобы отгородиться ею от тусклой серости по ту сторону окна. — Мои комнаты расположены по ту сторону коридора, однако вид тот же самый. Впрочем, пожарной лестницы нет, однако, можно видеть еще одну слепую каменную стену соседнего дома. Тем не менее жаловаться не на что. За такие деньги на лучшее рассчитывать не приходится. Расскажите же мне о своем антикварном магазине, — предложила она, после того как мы чокнулись и пригубили вино.

* * *

Я рассказала ей все: о том, как начала дело, как вышла замуж за Клайва, а потом развелась с ним, утратив и магазин, который пришлось продать, чтобы выделить ему полагавшуюся при разводе долю. Как потом снова купила его и как мы с Клайвом снова вернулись к делам. Я рассказала, что теперь Клайв живет с моей лучшей подругой Мойрой, и признание это заставило ее театрально поднять брови. Я рассказала ей обо всем, за нервной болтовней то и дело поглядывая на гидрию с химерой, невзирая на все попытки даже не смотреть в эту сторону и дергаясь всякий раз, когда это приходило в голову ей.

— Ваша очередь, — сказала я, наконец, наливая нам по новому бокалу. — Чем вы занимались последние несколько лет?

Мы обе рассмеялись.

— Я долго работала секретаршей — больше двадцати лет. Теперь это называется более броско — ассистент администратора, однако я числилась секретаршей президента промышленной компании. Мы выпускали детали для автомобилей, а я начинала с приемной и машбюро, но пробилась наверх.

— Это же просто здорово, — заметила я.

— Наверно, — согласилась она. — Дело в том, что я вышла замуж очень рано и когда все сложилось не так, как я мечтала, и мне пришлось положиться на собственные силы, приличная работ была как нельзя кстати. Однако ничем хорошим это не кончилось.

— Как так?

Ум мой метался, выискивая, во-первых, куда засунуть гидрию с химерой так, чтобы она исчезла долой с наших глаз, и, во-вторых, как перевести разговор на тему, которая позволит мне спросить, что, собственно, представляет собой эта расположенная в Кортоне Танелла.

— И вот я сижу здесь разоренная и полагаюсь на доброту незнакомцев. Не то, чтобы вы казались мне чужим человеком, но вы меня понимаете. Если бы не вы, я не пила бы сегодня «Россо ди Монталсино», заедая его ветчиной.

— Так что же случилось? Ваша компания разорилась или произошло что-то другое?

— Нет. Работа шла очень, очень успешно. Меня уволили, когда внезапно скончался наш президент. Сердечный приступ. Дело перешло к его сыну, и он — фью — выставил меня.

— Это некрасиво, — сказала я.

— Возможно, так может показаться со стороны, но я получила по заслугам, — сказала она.

— Почему вы так считаете?

Она помолчала минутку.

— Потому что я вела себя очень плохо. Те несколько лет, которые я работала на него, мы были любовниками. А его жена была моей хорошей подругой. Ох, с чего я это вдруг так разговорилась, — она приложила ладонь к губам. — Наверно, дело в вине. Теперь вы будете плохо думать обо мне.

— Едва ли вас можно считать единственной из женщин-секретарей, оказавшейся в подобном положении, — пожала я плечами. — Потом, кто я такая, чтобы осуждать вас за это?

— Вы — человек щедрый, — сказала она. — И не только в одном отношении. Я считаю собственное поведение заслуживающим порицания, пусть я и была безумно влюблена в него. Я до сих пор ощущаю собственную вину. Так что увольнение принесло мне облегчение. Его сын вызвал меня в первый же день, сказал, что ему нужна более современная помощница, и вручил мне чек. Скорее всего, его мать все знала. Как же горько ей было.

— Надеюсь, вам выдали при расчете приличную сумму, знали его сын и жена о ваших взаимоотношениях или нет. В конце концов вы проработали там достаточно долго. Больше двадцати лет, так вы сказали?

— Я передала большую часть этих денег церкви, — сказала она. — В порядке возмещения собственного греха.

— На мой взгляд, поступок в духе истинного кальвиниста, — заметила я.

— Кальвиниста? — Она рассмеялась. — Интересная формулировка. Иногда мне бывает жалко, что я не католичка. Исповедь могла бы помочь мне. А я не могу заставить себя просто войти в храм. Я не была там после смерти Джорджа. Так его звали. Я подумала, что при таком поведении молиться Богу будет ханжеством с моей стороны.

— И как же вы существовали с тех пор? — спросила я. — Нашли себе другую работу?

— Несколько временных мест. В моем возрасте трудно устроиться постоянно.

— Значит, вы оставили свои временные должности, чтобы заняться поисками гробницы… как его там?

— Ларта Порсены. Однажды, после особенно трудной работы, я натолкнулась на своего старого знакомого. Мы вспомнили лето, когда-то проведенное в Италии на археологических раскопках в Мурло, Поджио Сивитате, крупном городище, расположенном к югу от Сиены. Мы оба вызвались добровольцами участвовать в экспедиции Брина Мора. Скажу вам, это было самое прекрасное лето во всей моей жизни, и я вдруг решила вернуться в Тоскану. У меня есть кое-какие сбережения, и я владею итальянским в достаточной мере, чтобы время от времени исполнять какую-нибудь секретарскую работу. Ну, а поиски гробницы Ларта Порсены являются просто предлогом, ничуть не худшим, чем любой другой.

— И вы ни о чем не жалеете?

— В известной мере. Я до сих пор начинаю злиться, вспоминая об этих двух мужиках, отце и сыне, но когда я оказываюсь за городом, то сразу ощущаю покой. Однако воспоминания эти болезненны, поэтому давайте поговорим о чем-нибудь другом.

— Примечательная повесть, — сказала я. — Но если вы хотите переменить тему, у меня есть к вам один вопрос. Мне хотелось бы съездить завтра в Кортону. Что там, по вашему мнению, стоило бы посмотреть?

— Ну, в тамошнем музее выставлена небольшая, но любопытная коллекция. Там, например, находятся сказочно красивые бронзовые этрусские светильники.