Книга Заказ на олигарха - Владимир Гриньков

– Виктор Геннадьевич собственной персоной, – сказала женщина.

Мальчишка лежал в своем закутке, посасывая мякиш и глядя на незнакомого дядю задумчивым взглядом. Быть может, в этом полумраке все были для него на одно лицо?

Китайгородцев сделал снимок. Яркая вспышка заставила мальчишку встрепенуться. Он вскочил, неловко заковылял к Китайгородцеву и наткнулся на непреодолимое препятствие из досок.

– Привет! – ласково сказал ему Китайгородцев и улыбнулся.

Мальчишка смотрел настороженно.

– Я знаю, что братьев и сестер у Люды нет, – вспомнил Китайгородцев подробности анкеты Люды Потаповой.

– Одна она у меня, – подтвердила женщина.

– А еще какие-то близкие родственники есть у Люды? Дяди, тети.

– Нету никого. Поумирали.

– Так вы и вот еще сынишка, получается, и есть вся ее семья?

– Семья без копья, – со вздохом произнесла Мария Петровна.

– Ну и еще этот матрос, – скупо улыбнулся Китайгородцев. – Витькин папа. Звать его Гена. А фамилию вы хоть знаете?

– Чью?

– Гены этого.

– На что он мне сдался?

– В общем, да, – не стал перечить Китайгородцев.

Ей Гена не нужен. Он Китайгородцеву нужен – чтобы понимать, через кого из близких родственников Люды на нее можно повлиять. Или у кого можно узнать какие-то подробности, которые помогут понять причину Людиных поступков.

– Где он хоть работает? – спросил Китайгородцев. – Люда вам не говорила?

– Спекулянт он. Или бизнесмен. Черт их разберет.

– Торгует, что ли?

– Не знаю. Ну, наверное. На рынке он.

– На каком?

– В Москве.

– Это я понимаю. Но там рынков много.

– Мне то неведомо, я там не была.

Оно и правда.

В общем, вряд ли им торгаш этот пригодится. Люда с ним не в контакте, судя по всему.

* * *

– С прошлого года Витюня у вас в доме? – предположил Китайгородцев.

– Угу.

– Как родила Людмила, так вам и подбросила. А сама Москву поехала покорять.

– Да-а… Москва… Бьет с носка, – вздохнула женщина.

– Ну сейчас все нормально у Люды, – напомнил Китайгородцев. – Это сначала трудно было. Она мне рассказывала, как готовилась к московской жизни. Подстриглась, перекрасилась и вообще…

– Я не признала, – сказала женщина.

– Тогда? Год назад?

– Ага. Приехала ко мне, а я – мамочки мои родные! Кто это?

– Это перед Москвой она?

– Да, перед Москвой.

– А зачем? – спросил Китайгородцев с доброжелательной улыбкой.

– А это, говорит, для Москвы. Чтобы не Фекла я какая, а вроде настоящая москвичка.

– Может, требования такие были? Хозяева хотели? Или она не к кому-то конкретному ехала на работу?

– Говорила, есть у ней один адресок.

– Знакомые, что ли?

– Мне откуда знать? Не мое дело.

– А не получилось у нее тогда, она рассказывала.

– Ага, вернулась.

– Она здесь где-то работу нашла.

– У господ работала. Тут богатые есть. Сами московские, а тут у них дача.

– Почему Люда к ним пошла?

И снова женщина сказала:

– Не знаю, не мое это дело.

Или осторожничала в разговоре с незнакомцем, или действительно была не в курсе.

* * *

Время было позднее, и Китайгородцев заночевал на проскуровской даче. Сел за компьютер, чтобы просмотреть наконец переписку Pedro со Swiss’дой.

Pedro:

Настоящих уродов четыре. Или три. Но меньше никак.

Swiss’да:

Четвертый, который то ли урод, то ли не очень – он кто? Или это она?

Pedro:

Один мозгляк. Ему всего год.

Swiss’да:

В год уродом быть невозможно. Не успеешь ничего такого сделать, чтобы считаться уродом. Он тебе кто ваще – родственник?

Pedro:

Типа да.

Swiss’да:

Братик небось?

Pedro:

Типа да.

Swiss’да:

Он не виноват, что родился. Это не его выбор. Это выбор взрослых уродов.

Pedro:

Я уже просек. Из-за них все плохо.

Swiss’да:

Тогда я понимаю. Твой отец вас бросил и живет с другой. Угадала?

Pedro:

Ну.

Swiss’да:

Тогда про двух уродов я поняла. А третий кто?

Pedro:

Мать.

Swiss’да:

Она осталась с тобой, она тебя не бросила, поэтому она не может быть главным злом. Главное зло – это тот, кто бросил. Я тоже живу без отца, потому что он урод. Они все уроды – те, кто нас предал.

* * *

Еще Swiss’да написала, что ей не нравится, когда ее переписку с Pedro читают все, кому не лень, и предложила общаться так, чтобы по-прежнему взаимно сохранять инкогнито, но уже без посторонних. Она пообещала оставить послание для Pedro в месте, координаты которого она расписала очень подробно, но так путано, что посторонний человек ни за что не смог бы догадаться, о каком районе мегаполиса идет речь, а Китайгородцев понял, что это та площадка техосмотра, куда они с Петей ездили недавно, – понял только потому, что Петя взял его с собой.

* * *

Утром Китайгородцев поехал в родильный дом. Тот самый, в котором рожала Люда Потапова. У него была слабая надежда на то, что могли сохраниться какие-нибудь сведения об отце ребенка. Мало ли как там ситуация могла развиваться. При поступлении в роддом со слов будущей мамочки какие-то координаты близких обязательно должны записывать – на случай непредвиденных обстоятельств. Может, и о непутевом муже что-то сохранилось. Это уже потом, когда свидетельство о рождении выправляли, Люда могла не упомянуть об отце ребенка. А в роддоме – почему бы и нет? Так Китайгородцев сам себя уговаривал.

К главврачу Китайгородцев не пошел, справедливо рассудив, что, чем ниже служебное положение собеседника, тем легче с ним общаться, и начал он с акушерки, которую встретил в коридоре, а уж она подсказала ему фамилию врача, к которому следовало обратиться.

Это была женщина, не очень пожилая, худенькая, с глазами добрыми, но лицом усталым, какие бывают у людей, обремененных множеством забот.

В Китайгородцеве она мгновенно распознала приехавшего издалека человека, и у нее, наверное, ни малейших сомнений не было в том, что без серьезной на то причины в дальний путь не отправляются, и на лице ее тотчас отразилась готовность гостю всячески помочь, и еще – та робость, которая часто присуща обитателям провинциальных городков в общении с начальством «из центра», а Китайгородцев ей таким начальством, похоже, и увиделся.