Книга Ангел Паскуале. Страсти по да Винчи - Пол Дж. Макоули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паскуале потащил его дальше, осмелившись разок оглянуться: экипаж стоял среди рассерженной толпы. Впереди был Понте Веккьо. Его угловатая башня нависала над головами рабочих. Паскуале с Никколо заковыляли вперед, сливаясь с потоком ciompi, устало тащившихся после смены в свой квартал тесных лачуг или покорно шагающих на ночную работу. С наблюдательного пункта высоко над Флоренцией, с вершины Большой Башни отдельные личности в освещенной газом толпе, должно быть, были неразличимы. Два человека, бегущих, спасаясь от смерти, производили меньше волнения, чем булыжник, брошенный в воду. На бульваре Сан-Якопо, вокруг горящего vaporetto, царило оживление, черный экипаж был окружен разгневанной толпой, которая внезапно расступилась, когда экипаж вдруг выплюнул язык пламени и клуб цветного дыма. После того как дым рассеялся, оказалось, что в экипаже никого нет. Но это было лишь эпизодическое волнение. Все волнения в спокойном течении городской жизни были эпизодическими, не более чем непредвиденные минутные сбои, песчинки, раздавленные приводным ремнем неумолимо движущегося механизма.
Вереница экипажей, которые везли Его Святейшество Папу Льва X, еще недавно Джованни ди Биччи де Медичи, двигалась в туче пыли, поднявшейся на многие мили, оставив позади деревушки Поццалатико и Галуццо. Его советники и слуги, пажи и повара, его карлики и шуты, в том числе и любимец отца Мариоано, доктора́ и мусульманский заплечных дел мастер, его телохранители и кардиналы Сансеверино Фарнезе, Луиджи де Росси, Лоренцо Пуччи, Лоренцо Чибо и Джулио де Медичи, каждый с собственной толпой слуг, поменьше, сопровождали предстоятеля Святого Престола. За кортежем маршировал отряд швейцарских пехотинцев, их отполированные нагрудники, шлемы, наконечники копий и алебарды сверкали, словно речная гладь в свете яркого солнца. Пятьдесят барабанщиков и флейтистов в пурпурно-белых мундирах вышагивали впереди.
Весть о приближении процессии летела впереди нее, как птицы летят, обгоняя лесной пожар. Сигнальные башни вдоль Сиенской дороги передавали сообщения из города и в город, непрерывно взмахивая своими крыльями. Когда процессия добралась до вершины последнего холма перед спуском в долину Арно, к ней начали присоединяться горожане, выехавшие верхом, в экипажах и vaporetto, и примкнувшие к официальному эскорту городской милиции, который двигался по бокам от папского кортежа, пока тот тащился по длинной, белой от пыли дороги. Знамена развевались, барабанщики бешено отбивали маршевый ритм, хотя на руках у них уже вздулись кровавые мозоли.
Был полдень, когда процессия наконец достигла обширного открытого пространства перед Римскими Воротами. Здесь она остановилась, и слуги кинулись, чтобы помочь Папе выйти из экипажа. На нем был ослепительно белый шелковый стихарь, богато расшитый золотыми нитями, белые перчатки тончайшей кожи, украшенные жемчужинами, и белые шелковые туфли. Папа был грузным человеком с грубыми чертами лица и выпуклыми близорукими глазами, складками жира на шее и изрядным брюшком. Украшенная драгоценными камнями тиара была пришпилена к буйным черным волосам. Казалось, его раздражает суета слуг, хотя он стоически переносил ее, не забывая махать толпе, собравшейся у ворот.
Принесли каменный постамент и помогли Папе взойти на него. Он достал небольшую медную подзорную трубу и несколько минут стоял, рассматривая город в долине, раскинувшийся по берегам пересеченной каналами реки, подернутой коричневой дымкой. Папа поворачивался и так и этак, разглядывая щетинившиеся оборонительными сооружениями перестроенные стены: пневматическую пушку, стволы для загрузки ракет, баллисты, еще пушку и над каждой башней высоко в небе воздушных змеев в форме бриллианта с болтающимися под ними наблюдателями. Лев X сосредоточился на Большой Башне, возносящейся над скоплением красных черепичных крыш и подминающей под себя квадратную, прорезанную амбразурами башню площади Синьории и огромный позолоченный купол Дуомо, увенчанный сияющим золотым шаром и крестом. Дым, поднимающийся над мануфактурами вдоль реки, угловатый лабиринт доков, утыканный мачтами кораблей, словно булавочная подушечка — иголками, запутанная геометрия шлюзов, каналов и ворот, сдерживающих течение Арно, — Папа изучил все.
Может быть, он размышлял о жестоком убийстве своего отца в Дуомо, павшего от рук заговорщиков Пацци, или о восстании против тирании его дяди, из-за которого все их семейство до сегодняшнего дня было изгнано из Республики. Как бы то ни было, слезы катились по его нездорово румяным щекам, когда он убрал подзорную трубу и позволил поднять себя на прекрасного белого арабского жеребца и усадить в дамское седло. Страстный охотник, Папа тем не менее был скверным наездником и страдал от фурункулов, которые уже спустя несколько минут обращали в пытку сидение в узком, жестком охотничьем седле.
Но все равно он улыбался, когда процессия снова неспешно двинулась, вкатилась пышным потоком в огромные ворота и потекла по виа Маджио.
Толпа теснилась вдоль широких улиц. Папа беспрестанно раздавал благословения пухлыми руками, затянутыми в расшитые жемчугом белые перчатки. Половина собравшихся смотрела молча, помня о тягостном ярме правления Джулиано Медичи, когда, мстя за убитого брата Лоренцо, тот уничтожил половину городских купцов, а оставшихся разорил, заставляя их выплачивать его долги, или вспоминая слова знаменитой проповеди Савонаролы, из-за которой началась короткая, но кровавая гражданская война и Медичи в результате были изгнаны. Последователи Савонаролы, которым платил король Испании, изрядно потрудились, расписывая стены фразами, взятыми из обнародованных работ их опального вождя, — рабочие смывали краску, даже когда процессия уже проезжала мимо. Вторая половина толпы, опьяненная верой или вином или и тем и другим, радостно гудела, размахивала флажками и выкрикивала приветствия:
— Palle! Palle! Papa Leone! Palle! Palle![18]
Папа ехал медленно, два пажа вели его белого жеребца за раззолоченную уздечку. Восемь знатных горожан Флоренции поддерживали над головой понтифика полотнища муарового шелка, хитрым образом переплетенные и образовывавшие подобие балдахина в форме крыльев бабочки. Несмотря на этот полог, от дневного зноя обрюзгшее лицо Папы вскоре приобрело угрожающий багровый оттенок. Он часто останавливался, чтобы восхититься знаменами и гирляндами, свисающими со всех зданий, или посмотреть на небольшие живые картины. В одной из них дитя, одетое ангелом, благовещало рождение Христа юной девушке, одетой как Дева Мария, горящие нимбы дрожали над их головами; механический голубь слетел вниз, и из него брызнул луч яркого света, попавший в зеркальце, вшитое в платье девушки на уровне живота. В другой картине актер в сверкающих серебряных доспехах святого Михаила сражался с покрытым медью механическим змеем, поразил его в горло, и из ушных отверстий гада брызнула настоящая кровь. Была еще короткая картинка, в которой Христофор Колумб сходил со своего корабля, качающегося на волнах, сделанных из движущихся полос синей материи, и его встречали актеры, одетые лишь в набедренные повязки и головные уборы из перьев, и индейцы в красных пятнах от табачного сока, благородные дикари с Дружеских островов Нового Света. Далее Америго Веспуччи принимал мексиканский император Монтесума II, восседающий на небольшой ступенчатой пирамиде белого цвета, установленной среди бесчисленных серебряных и золотых блюд с маисом, свиными сливами, гуавой, алоэ, авокадо, бататом и маниокой.
