Книга Дом на берегу океана - Андрей Величко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деревня, или стойбище, оказалась сравнительно недалеко, метрах в трехстах по тропинке от бухты. Она состояла из десятка шалашей, но живых. То есть молодые деревца были стянуты вершинами и обсажены какими-то вьющимися побегами. А ничего так, довольно удобно и стильно, признал я, заглянув в один такой домик. Правда, такая крыша может протекать, но, наверное, именно поэтому все шалаши располагались под развесистыми деревьями с густой листвой, которые росли небольшой группой именно здесь.
В деревне горел костер, от которого уже пахло чем-то съедобным. Как оказалось, не все население Питкэрна кинулось нас встречать – пять человек сразу занялись приготовлением угощения.
Я выложил из рюкзака тушенку, которую Тим сразу начал открывать, галеты, конфеты и кока-колу. Начался праздничный ужин, в процессе которого Ханя доложила мне обстановку на Питкэрне.
Жить тут было все-таки малость посытнее, чем на Хендерсоне, ибо здесь в достатке имелась пресная вода, и захваченный еще с Мангаревы сладкий картофель продолжал давать урожаи. Собственно, им нас и угощали. Клубни, переложенные какими-то травками, по вкусу напоминающими петрушку, жарились на палочках. Однако неплохой получается шашлычок, признал я.
Но все-таки у здешних чувствовался недостаток животных белков – ведь ловля рыбы на Питкэрне была сопряжена с немалыми трудностями, а из птиц к настоящему моменту остались только самые осторожные. Однако беда пришла к островитянам не с продовольственной стороны. В данный момент на острове происходил первый акт демографической катастрофы.
Дело в том, что при столь малой численности населения соотношение мужчин и женщин сильно зависит от случая. На Хендерсоне их было примерно поровну, но даже там имелись трудности с комплектованием пар по принципу недопущения близкородственных браков. Здесь же так получилось, что почти пятнадцать лет подряд рождались одни девочки. В результате сейчас на острове имелось всего двое мужчин, которые, несмотря на возраст, еще что-то могли, но уже очень редко. Ситуация усугублялась тем, что они были братьями. И два пацана трех и семи лет – дети одного из них! Если не считать вождя, сморщенного и седого старика, все половые подвиги которого остались в далеком прошлом, больше мужчин на острове не было.
Праздничный ужин закончился не менее праздничной ночью, которую я провел почти без сна в своей роскошной палатке «Килкенни». Сначала ее опробовала обладательница попы и глазок, оказавшаяся на редкость энергичной и неутомимой. Но дама имела совесть и, увидев, что сил у меня осталось не так уж и много, знаками сообщила: моего внимания жаждут и ее подруги. Я в ответ, тоже знаками, объяснил, что длинную и тощую можно запускать прямо сейчас, а сисястая пусть подождет до завтра: мы еще никуда не уплываем.
С утра я, зевая, прошелся по острову в сопровождении Тима, Хани и младшего из двух братьев-мужчин. Меня интересовали породы местных деревьев применительно к постройке большого катамарана. Потому как покупать в двадцать первом веке хорошие доски – удовольствие не из самых дешевых. А младший брат был кем-то вроде местного столяра и поэтому смог стать квалифицированным экскурсоводом.
Разумеется, перед визитом на остров я посмотрел, что про него пишут в интернете. Так вот, писали довольно много, но про свойства местной древесины не было вообще ничего. Всякая ботаника рассматривалась всего с двух точек зрения. Либо «ах, какая экзотика», либо «ох, какие большие ягоды или еще что-то съедобное». Кстати, половины из описанного сейчас на Питкэрне не было – хлебного дерева, например.
Быстро выяснилось, что древесины особо прочных пород, наподобие хендерсонских красных деревьев, тут нет. Но все-таки имелось что-то вроде бука, которое по-местному называлось «пау-ану». Я назвал это дерево платаном – по созвучию и из тех соображений, что очень смутно представлял себе, как может выглядеть настоящий платан.
Кроме того, тут встречалось нечто хвойное. Если взять ель, заменить ей иголки на сосновые, потом увеличить их в два раза и повернуть каждую ветку на сто восемьдесят градусов, то как раз и получится это самое дерево, которое я без особых затей поименовал елкой. Младший брат показал, как оно выглядит в обработанном виде, – мне понравилось. Вроде сосны, но с более мелкими волокнами и, кажется, несколько прочнее при том же весе. То есть прекрасный материал для обшивки, тем более что островитянин заверил меня – он знает, как выбирать деревья, чтобы в стволах было меньше сучков. В ответ я объяснил ему правила нашей будущей торговли. Образцы ножей, рыболовных крючков, лесок, веревок и прочих мелочей островитяне уже получили. Теперь от них требовалось организовать лесопилку, оборудование для которой предоставлю я, и гнать брус двести на двести из платана и елки. Транспортировку мы берем на себя.
В принципе конечно, можно было возить брус и на катамаране, но меня это как-то не прельщало. Потому как гланды, наверное, тоже можно исхитриться вырезать через задницу, но зачем? У меня же три кристалла, и можно прекрасно организовать тут еще одно место открытия перехода. То есть пропихивать доски отсюда в двадцать первый век, а оттуда – на Хендерсон. Все лучше, чем таскать их по океану: тут на одном бензине разоришься. Три с половиной двадцатилитровых канистры в одну сторону, а на полностью загруженном катамаране будет и больше.
Вскоре было найдено место для будущей лесопилки. У него было сразу два плюса – высота двести метров над уровнем океана, что обещало меньший перепад давления с Москвой, а также расположенные рядом рощицы платанов и елок. Велев островитянам строить тут сарайчик для техники, я отправился вниз, к «Авроре».
Ближе к вечеру мне удалось открыть переход в гараж, и вскоре началось перетаскивание заранее приготовленных железяк. Бензопила, несколько ручных пил и топоров, три рулетки, разобранная пилорама по образцу хендерсонской, три пятидесятилитровых бидона с бензином и килограммов пятнадцать всякой мелочи, в основном веревок и гвоздей. В качестве аванса я отдал островитянам все пакетики с остатками семян, включая цветы – почва тут куда плодороднее, чем на Хендерсоне, воды достаточно, авось и вырастет что-нибудь, а не только горох.
К своей палатке я вернулся поздним вечером, где обнаружил шестерых девушек, уже рассевшихся в порядке очереди. Причем последней сидела та самая молоденькая девчушка, на которую я обратил внимание еще в бухте. Пришлось звать свою переводчицу и объяснять пигалице, что педофилия в число моих хобби не входит. Вот подрастешь, пообещал я ей, и, если не передумаешь, даже в жены возьму.
До этих слов пигалица выглядела расстроенной донельзя, но тут воодушевилась и победно посмотрела на впереди сидящую часть очереди. Однако девиц, похоже, такая дискриминация тронула не очень, так что всю ночь мне пришлось трудиться в поте… э-э-э… ну, будем считать, что лица. Под утро я какой-то крабьей походкой выполз из палатки, покопался в своем рюкзаке, и вскоре перед моим временным жилищем красовался столбик с табличкой «закрыто на переучет». Хватит, во всем нужно соблюдать меру, так и до инвалидности недалеко.
Наша стоянка на Питкэрне продолжалась две недели. Столько времени потребовалось, чтобы обучить столяра и его брата обращению с бензопилой и пилорамой. Поначалу у меня вообще были мысли бросить это дело и привезти сюда Марика с его дядей Тимуром, которые неплохо освоили эти предметы на Хендерсоне. Но я не поддался настроению, хотя первое время мне по несколько раз на дню казалось, что вот сейчас-то наконец братцы отрежут друг другу руки, ноги или еще что-нибудь не менее нужное, на чем вся механизация и кончится. Но как-то обошлось всего несколькими неопасными царапинами.