Книга Наследницы - Элизабет Адлер

Время текло медленно. Ханичайл каждый день ездила верхом; они вместе с Томом осматривали ранчо, вместе чистили конюшни, кормили и объезжали лошадей. Она помогала Элизе готовить, пекла с ней хлеб и уже никогда не носила туфли.

Один раз в неделю она шла на проселочную дорогу, чтобы положить букетик свежих полевых цветов под каштан, на место гибели отца.

— Тебе уже давно пора ходить в школу, — обеспокоенно говорила Элиза.

Ханичайл должно было исполниться шесть лет, но она и слышать не хотела о школе. Ей хотелось жить там, где она жила, выполняя работу, которая делала ее счастливой. То, что она редко видела других детей, за исключением тех случаев, когда ездила с Элизой в Китсвилль на рынок, ни на йоту не беспокоило ее. Она чувствовала себя с Элизой в безопасности, и самым счастливым днем для нее был ежегодный праздник, во время которого устраивались состязания ковбоев, выставка сельскохозяйственных продуктов и танцы.

Тогда Ханичайл полировала свое седло и серебряную уздечку Лаки так, что она сверкала на солнце. Она надевала кожаные штаны с бахромой, белую хлопчатобумажную рубашку, повязывала на шее красный платок, облачалась в высокие кожаные ботинки с серебряными шпорами и в миниатюрную копию стетсона своего отца. Элиза говорила, что с волосами, спрятанными под шляпу, она походила на мальчика.

— Худой, изголодавшийся мальчик, — с недовольным видом добавляла она, потому что, как ни старалась она посытнее накормить Ханичайл, у нее так и не появлялись пышные округлости, которые могли бы удовлетворить Элизу. — У тебя телосложение отца. Он, как и ты, не поправлялся ни на одну унцию.

Была середина мая, когда Роузи привезла домой Джека Делейни. В это время проходил праздник ковбоев. Ханичайл принимала в нем активное участие. Том очень гордился ею.

— Ты словно родилась в седле, — восхищенно говорил он, потому что не знал другого ребенка, особенно девочку, который бы так умело управлял лошадью.

Они отвели лошадей в конюшню. Ханичайл возбужденно говорила о празднике и что они теперь в грязи с головы до пят и она едва дышит. Солнце клонилось к закату, и Ханичайл стояла у насоса, охлаждая водой разгоряченное лицо, когда раздался знакомый гудок и она увидела машину матери, мчавшуюся на бешеной скорости по проселочной дороге.

Том и Ханичайл молча наблюдали, как авто подъехало к дому и резко остановилось. Хлопнула дверца, раздался взрыв смеха, и из машины вылезла мать. Ханичайл напряглась, увидев, что из другой дверцы вышел мужчина и встал, оглядываясь вокруг.

— Вот я и дома, Джек, — громко сказала Роузи. — Это ранчо Маунтджой. Мое родовое поместье, — добавила она и разразилась громким смехом.

— Как ты думаешь, кто это может быть? — шепотом спросила Ханичайл, прижимаясь к Тому.

— Полагаю, что дружок, — ответил Том, пожимая плечами. Но вид у него был обеспокоенный: раньше Роузи никого не привозила домой.

— Ханичайл, это ты там? — строгим голосом спросила Роузи, прикрывая глаза рукой. — Господи, я думала, это мальчик. Иди сюда и познакомься с моим другом. — Она нервно рассмеялась. — Дети, — сказала она, глядя на Джека, — когда ты хочешь представить их в лучшем виде, словно нарочно, выглядят вывалявшимися в грязи.

Ханичайл медленно направила Лаки через двор. Она молча сидела на лошади, избегая взгляда матери.

— Джек, это моя маленькая девочка. — Роузи заискивающе улыбнулась ему: никогда не знаешь, как мужчина отреагирует на твоего ребенка. Ну вы только посмотрите на эту девчонку: грязную, вонючую и страшную как смертный грех. Она ей покажет, когда они останутся наедине. Да и Элизе попадет за то, что она довела ее до такого состояния.

— Привет, Ханичайл, — сказал Джек без тени улыбки на лице.

— Привет, — пробормотала девочка, отворачивая голову и косясь на гостя краем глаза. Ханичайл показалось, что он выглядел странно в своем городском костюме и галстуке вместо обычных голубых джинсов, которые носили все в округе. Она заметила, как мужчина положил матери руку на талию, затем дотронулся до ее груди и что-то прошептал ей на ухо, заставив рассмеяться.

Ханичайл почувствовала, что краснеет. Повернув Лаки, она направила кобылу к конюшне.

— Эй! — закричала ей вслед Роузи. — Ты куда?

— В конюшню, — через плечо ответила Ханичайл.

— Но знай, тебе придется вернуться вовремя, чтобы пообедать со мной и мистером Делейни. К тому же сначала прими ванну. — Роузи и Джек снова рассмеялись, а Ханичайл вспыхнула от стыда и негодования.

Элиза с первого взгляда невзлюбила Джека. Она считала его слишком городским и фальшивым, к тому же он пытался к ней подлизаться и клал ей руку на плечо, словно они были лучшими друзьями.

— Никакой я тебе не друг, мистер, — ворчала она себе под нос, наблюдая, как Джек рассматривает их старый дом, вникая в каждую деталь. «Он ведет себя так, словно хочет купить его», — думала Элиза.

Она накрыла ужин на веранде, но не поставила приборы для себя и Тома, как это обычно делала, когда Роузи была в отъезде. Они поедят позже в своем доме в четверти мили езды отсюда. Она знала, что если этот парень намеревается остаться ночевать, то он будет спать в комнате Роузи, и ей лучше не оставаться в доме, чтобы не слышать их вскриков.

— Он уехал? — с надеждой спросила Ханичайл, просунув голову в дверь кухни.

— Никуда этот парень сегодня не уедет, — шепотом ответила Элиза. — Будет спать в постели твоей матери. — Она оглядела Ханичайл, всю покрытую пылью. — Тебе лучше помыться, юная леди, да побыстрей. Они с минуты на минуту позовут тебя ужинать.

— Я должна туда идти? — с мольбой в глазах спросила Ханичайл.

— Полагаю, что должна, детка. — Элиза ободряюще улыбнулась. — Не обращай на них внимания: скоро все кончится. К тому же я приготовила жареных цыплят, подливку и бисквиты. Все то, что ты любишь.

— Я не голодна, — упрямо ответила Ханичайл. — Меня даже тошнит от мысли о еде.

— Мне жаль, девочка, но из этого ничего не выйдет. Тебе придется ужинать с твоей мамой и ее другом. У тебя осталось пятнадцать минут.

Позвякивая серебряными шпорами, Ханичайл направилась в комнату. Сегодня был такой веселый день. Зачем ее матери надо было приехать? Да еще с этим ужасным городским человеком. Она не желает с ним ужинать. Она ненавидит его.

Захлопнув за собой дверь, Ханичайл уныло посмотрела на платье, которое Элиза отгладила для нее и положила на кровать. Оно было из белой вуали в красный горошек, с рукавами-фонариками и красным атласным поясом, а по вороту и подолу шли оборочки. Ханичайл знала, что будет выглядеть в нем смешной и мать снова будет смеяться над ней.

Сбросив с себя одежду, она встала под душ, который Том смастерил для нее из старой жестяной банки. Холодная вода приятно покалывала ее разгоряченное тело. Через несколько минут Ханичайл вытерла тело, надела глупое платье, завязав красный атласный пояс пышным бантом. Проведя щеткой по длинным мокрым волосам, она вышла на веранду.