Книга Крыши Тегерана - Махбод Сераджи

Через несколько дней после визита четы Мехрбан отцу звонит госпожа Мехрбан. Она сообщает, что ее мужа снова арестовали. Посреди ночи вломились агенты САВАК и обыскивали дом несколько часов. Они не сказали, что именно ищут, но твердили господину Мехрбану, мол, если найдут это, с ним будет покончено. Она уверена, что со времени освобождения он не общался со старыми друзьями.

— Ну почему, почему такое могло случиться? — спрашивает она.

Она боится, что на этот раз не перенесет боль от разлуки с мужем. Разве они уже не заплатили за любые ошибки, которые Мехрбан совершил в молодости?

— Вы бы посмотрели на его лицо! — выкрикивает госпожа Мехрбан. — Он был таким печальным, таким рассерженным, таким отчаявшимся и беспомощным. О господи!

Она рыдает.

Мать тоже разговаривает с госпожой Мехрбан. Она просит подругу успокоиться, а сама плачет в телефон.

— Должно быть, это ошибка или его пытаются припугнуть. Его скоро освободят. Вот увидишь, они его выпустят.

У отца совершенно расстроенный вид. У господина Мехрбана больное сердце, и стресс от пребывания в тюрьме может оказаться опасным для его здоровья. Только вчера отец возил господина Мехрбана в больницу на ангиограмму. Врач сказал, что тому нужно соблюдать диету, регулярно делать упражнения и бросить курить.

— Разумеется, в тюрьме обо всем этом можно забыть, — с горечью произносит отец.

Папа зажигает сигарету и мрачно размышляет. Я сажусь рядом.

— Интересно, встречал ли он в тюрьме Доктора? — тихо говорю я.

Папа пристально смотрит на меня. Я думаю, он вдруг понимает, что мы чувствуем одну и ту же боль.

— Надо было спросить, — ласково произносит он.

— Мне не хотелось отнимать у вас время.

Отец обнимает меня за плечи.

— Ты уже не ребенок и можешь участвовать в разговорах взрослых. Надо было спросить о Докторе.

Я нервно закатываю и опускаю рукава. Папа протягивает руку и останавливает меня.

— Что случилось? — спрашивает он.

— Мне так жаль господина Мехрбана, папа, — говорю я. — Наверное, тебе очень тяжело было без него все эти годы. Я знаю, что разлука на восемнадцать лет с Ахмедом или Доктором, возможно, убила бы меня.

— Это было тяжело, — соглашается отец.

— Как ты познакомился с господином Мехрбаном? — Не дав ему ответить на вопрос, я прибавляю: — И, папа, почему за все эти годы ты никогда о нем не говорил?

Отец качает головой.

— Не знаю, есть ли у меня правильные ответы на твои вопросы. Он просто исчез из нашей жизни. Понимаешь, считалось, что он получил пожизненный срок. Иногда проще не думать о вещах, которые ты не в силах изменить.

Отец курит так, словно это его последняя сигарета. От этого мне тоже хочется закурить.

— Твоя дружба с Ахмедом очень напоминает мне то, что связывало нас с Мехрбаном, — говорит отец. — Он долгое время был моим лучшим другом.

Отец делает глубокую затяжку.

— Однажды он сильно рисковал ради меня. Знаешь, я думаю, вы с Ахмедом сделали бы друг ради друга то же самое.

Я весь обращаюсь в слух, и отец это понимает. Он рассказывает, что они с господином Мехрбаном были друзьями со школы. Их семьи жили в городке под названием Хаштпар на северо-западе Ирана. После школы их обоих призвали в армию, и они служили в холодном горном регионе недалеко от границы с Ираком. В то время отец был влюблен в мою маму, и его беспокоила мысль о том, что они разлучатся на два года. Он страстно мечтал о ней и хотел быть с ней вместе. Слава богу, там был Мехрбан, а иначе отец сошел бы с ума. В иные дни он мог механически совершать какие-то действия, а после даже не помнил этого. Иногда он просыпался по ночам в холодном поту, сердитый и раздраженный. Конечно, окружающие об этом не догадывались, даже господин Мехрбан не знал, как сильно отец страдает.

Они размещались в огромных казармах, спали на двухъярусных койках. В десяти зданиях жили от двухсот пятидесяти до трехсот солдат. Из спальных помещений не разрешалось выходить до рассвета. Каждый солдат по меньшей мере дважды в месяц попадал на ночное дежурство — нужно было охранять территорию от нарушителей. Правда, за сорок пять лет они ни разу не появились. Обычно часовые спали, за исключением ночей, когда их мог засечь старый капрал, грозный вояка. Наказание за сон на посту или выход из казармы после отбоя было суровым. Провинившегося на несколько дней, а иногда и недель, сажали в кутузку.

Бессонные ночи и отчаяние оттого, что он был прикован к койке в этом старом сыром здании, где слышно, как мыши грызут стойки, подпирающие крышу, почти доконали отца. К тому же у него было мало общего с людьми из его подразделения. Один солдат носил с собой в кармане зеленый лоскут, который его мать потерла о могилу одного религиозного деятеля — для отпугивания демонов. Этот парень хорошо разбирался в распространенных суевериях и посвящал много времени обучению своих товарищей. «Если ты случайно направил на кого-то нож, три раза воткни его в землю, иначе когда-нибудь с ножа закапает кровь этого человека, — скажет, бывало, он. — Если когда-нибудь обольешь кошку водой, мой руки по три раза в одно и то же время три дня подряд, или же у тебя на кончике носа появится пузырь».

Однажды ночью отец решил прогуляться по территории лагеря. Ему необходимо было выйти на воздух и хотя бы на время освободиться от правил и ограничений, казавшихся абсурдными. В ту ночь на посту стоял суеверный солдат. Отец не подозревал, что не спал и старый капрал. Притаившись в темноте, он увидел отца и засвистел в свисток. Отец побежал, а вдогонку ему — капрал и двое оказавшихся рядом солдат. Скоро со всех сторон прибежали другие часовые с винтовками, свистками и фонариками, слабо освещающими землю на полметра вперед. Старый капрал принялся громко ругаться, размахивать кулаками и потрясать винтовкой. Он приказал часовым схватить нарушителя живым, потому что для такого труса, как он, смерть без мучений была бы чересчур мягким наказанием.

Чтобы нарушитель не сбежал, солдаты встали в большой круг. «Следите за промежутками между вами! — снова и снова выкрикивал капрал. — Будьте начеку и арестуйте его».

Даже в самых безумных снах часовым не могло пригрезиться, что на их территорию проникнет чужой. Они принимали угрожающие позы, нерешительно сжимали винтовки и возбужденно озирались вокруг.

Солдаты в казармах проснулись и кинулись к окнам, расталкивая друг друга.

Часовые приближались к отцу. Он не боялся, что его арестуют и посадят в тюрьму, но ему не хотелось уступать старому капралу. В отчаянной попытке выиграть время он подбежал к стоящему неподалеку джипу и заполз под него. Потом он ненадолго вылез из-под машины, поднял крупный камень и, чтобы отвлечь внимание солдат, бросил его в окно казармы в нескольких метрах от себя.

Двое часовых побежали к зданию, но большинство остались на позиции, продолжая держать отца под прицелом. Отец собирался уже вылезти из-под джипа и сдаться, когда вдруг кто-то в отдалении закричал: «Я здесь, придурки! Вы просто свора тупых недоумков!» Одновременно послышался звон разбитого стекла за спиной капрала. Отец узнал голос господина Мехрбана. Старый друг пришел к нему на помощь, и отец заулыбался, глядя, как солдаты, растерявшись, бегут на его голос.