Книга Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых - Валентина Николаевна Муренкова

внимания к календарю, каждый день надо было следить за тем, что, когда и как съесть, и кроме того, ещё тщательно наблюдать за своими помыслами, эмоциями и чувствами, чтобы отслеживать свои греховные промахи.

Я пыталась договариваться с моим больным желудком и с капризный Алькой, чтобы они соглашались есть растительную пищу, но несознательный желудок болел и бунтовал, Алька тоже привыкла к бабушкиным котлетам, блинчикам и пирожкам, и я терпеливо объясняла ей, почему мы не покупаем, например, мороженое в начале июля – идёт Петров пост, а следом строгий Успенский, и он начинается буквально через месяц после предыдущего.

Потом нам сказали, что дешёвое фруктовое мороженое в картонных стаканчиках по химическому составу постное, и эта проблема благополучно разрешилась, а я постепенно научилась готовить так, что и сама могла есть, и Алька порой даже не замечала, что мы постимся. Ей нравились медовые коврижки из сборника «123 рецепта постных блюд», тушёные овощи, рис с зелёным горошком и морковкой, наш фамильный тыквенный десерт и особенно чечевичная похлёбка, которая у нас называлась «ветхозаветной», потому что в детской Библии мы прочитали, как голодный Исав уступил хитроумному Иакову своё первородство именно за чечевичную похлебку, и, если честно, то мы хорошо понимали бедного Исава!

Наше пристрастие к тёмной и бархатисто-нежной библейской похлёбке разделяла вся семья отца Георгия, Ольга и другие члены нашего братства – все любили чечевицу, которую очень трудно было найти в продаже, она казалась нам сытной, даже сваренная на одной воде без растительного масла. Однажды драгоценный ветхозаветный продукт вдруг обнаружился в маленьком магазинчике у вокзала, мы скинулись и купили целый мешок на всех, но та чечевица оказалась очень замусоренной, и наши девочки часами перебирали её, вспоминая Золушку и обманутого Исава, а моя Алька научилась самостоятельно варить любимую похлёбку в первый же год нашего активного воцерковления и этим неоднократно спасала меня и голодных гостей, она с удовольствием кормила всех и не торговалась, как тот Иаков, будь он хоть трижды праотец.

Итак, сначала мы просто привыкали соблюдать по уставу длительные посты и постные дни, но по мере нашего воцерковления и чтения святоотеческих книг я постепенно пришла к выводу, что во время поста надо не только отказываться от скоромных продуктов – от всего мясного и молочного, от сдобной выпечки и макаронных изделий, в которые теоретически могли добавить яйца, и даже рыба постом полагалась только в праздничные дни и в воскресенья, но самым главным и самым сложным стал отказ от удовольствий во время еды и не только.

А теперь попробуйте представить, как Великим постом в воскресенье с утра вы сначала отстояли натощак очень длинную литургию, дальше проповедь и молебен, потом не раньше полудня вы как-то доплелись до дома, там наскоро что-то приготовили и наконец-то сели за стол – да вам даже хлеб с солью и мундирная картошка с подсолнечным маслом доставят райское наслаждение, и тем более чай с карамельками!

Поэтому приходилось внимательно отслеживать в себе все проявления смертного греха чревоугодия, который вдобавок делился на обжорство или многоядение, гортанобесие, сластолюбие, тайноядение и пьянство. С обжорством понятно – это когда ты жадно набиваешь брюхо, переедаешь и обжираешься даже постной едой, а гортанобесие более тонкое греховное состояние, оно наступает, когда ты теряешь бдительность и наслаждаешься вкусом еды, перебираешь различные вкусовые оттенки, готовишь еду с применением специй и пряностей, чтобы доставить себе и другим гурманское удовольствие, и тем ввести всех во искушение.

Отдельным грехом считалось сластолюбие, и в нём приходилось каяться постоянно, особенно детям. Стоишь себе в храме или молишься дома, и вдруг тебе с такой силой хочется сладкого, что больше ни о чём другом ты думать уже не можешь, рот наполняет слюна, явственно мерещится вкус шоколада или даже самого постного варенья, разницы нет, особенно, если ты сдаёшься, бросаешь молитву и идёшь искать хотя бы кусочек рафинада. А тайноядением ты грешишь, когда потихоньку таскаешь что-нибудь из холодильника между положенными трапезами или ночью, ну и с пьянством тоже всё понятно.

Так вот, святые отцы и подвижники благочестия мужественно боролись с подобными грехами, например, они полностью отказываясь от приправ, соли и сладостей, или вообще смешивали разную еду у себя в тарелке, быстро съедали это невкусное месиво и тем самым посрамляли бесов, их искушающих. Тогда же мы увидели, как в монастырских трапезных во время еды специально громко читаются жития святых и мучеников, чтобы пример их подвигов и страданий помогал бороться с грехом, а вместо «Приятного аппетита!» там полагалась желать «Ангела за трапезой!» в надежде, что ангел-хранитель тоже поможет тебе избежать чревоугодия.

Я изо всех сил хотела подражать святым праведникам и так переформатировала своё сознание, что во время постов скоромные продукты казались мне несъедобными, я даже не замечала их в магазине, и в холодильнике у нас не хранилось ничего запретного, а всё то, что мы не успевали вовремя съесть отправлялось в морозилку до разговения.

Но мой больной желудок всячески мешал праведной жизни, он реагировал обострением на каждый длительный пост, и я сгибалась пополам от боли уже через неделю-две после его начала, сама как-то пила лекарства, которые мне почти не помогали, потому что одновременно с таблетками требовалось соблюдать щадящую диету, не совместимую с церковным уставом.

Я спрашивала отца Георгия, как мне быть, ведь в болезни я не могу даже иконы писать, нет сил ходить на службы, и каждый день приносит мне бесконечное мучение. Но он отвечал, что всё правильно, это бесы меня терзают, чтобы я сдалась и впала в уныние, а Бог видит мою решимость бороться с греховным естеством, и в моём случае послушание Церкви и терпение боли приравнивается к мученичеству за Христа. А как по-другому я спасу свою душу?

* * *

Из всех моих прежних друзей к нашему братству прибились только Антошка-архитектор и его жена Наташа. Они успели обвенчаться в Никольском храме у отца Георгия ещё до его отъезда, тогда Наташа дохаживала последние недели беременности, и я была свидетельницей на их венчании. Вскоре у них родилась дочка Настя, и всё наше братство молилось во время родов. Алька, я и Ольга читали акафисты у нас дома, пока младенец Анастасия рождалась в ночь на воскресенье – так её имя переводится с греческого языка, поэтому мы нарекли Настю нашим первым общим благословенным ребёнком.

Алька бегала с ней нянчиться почти ежедневно, и Наташа с коляской приходила к нам в палисадник по хорошей погоде, все вместе по воскресеньям мы ходили в церковь, где Алька стояла рядом с Наташей и помогала ей