Книга Подонок. Я тебе объявляю войну! - Елена Алексеевна Шолохова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смолина опять не особо слышно.
— Блин, не делай так больше, Стас! Не поступай так со мной… Я очень за тебя боялась… всю ночь глаз не сомкнула, переживала… — жалобно просит Соня, а потом спрашивает: — И что, кстати, там произошло? У Меркуловой? Янка в истерике…
Я не уверена, но, кажется, он ответил: ничего. Да, так и есть, потому что затем Соня сразу взвивается:
— В смысле — ничего? А как же фотки? Вы их сделали?
Я не понимаю, о чем речь, но почему-то тут же накатывает дурнота: какие еще фотки? Что все это значит?
Смолин опять бубнит что-то неразборчивое.
— Да почему так-то?! — верещит Соня. — И куда ты ее увез? А, главное, зачем?
— Соня! — вот и Смолин начинает, видимо, выходить из себя и повышает голос: — Какого хрена ты с утра мне мозг выносишь? Зачем? Куда? Почему? Что за допрос?
— Хорошо, Стас, давай без эмоций. Ты можешь мне спокойно объяснять, что на тебя вдруг нашло? Зачем ты увез швабру? Мы же договаривались!
— Да потому что это дичь! Это совсем уже дно. С ней бы там порезвились вволю все, кому не лень. К ней и так лезли какие-то левые чуваки…
— И что? Не все ли равно тебе? Это же швабра!
— Соня, ты сейчас не понимаешь, что несешь. Ну нельзя же быть такой сукой.
— Я, значит, сука? Ну, спасибо! А швабра тогда кто?
— Никто! Что ты от меня хочешь? — почти кричит Смолин.
А я в ужасе от услышанного. Какие-то левые чуваки… О чем он? И словно со дна мутного колодца начинают понемногу проступать… даже не воспоминания, а лишь отдельные обрывки. Чужие руки, голоса, шум… вечеринка у Полины… Точно! У Полины же был день рождения… Там были какие-то ее знакомые парни, и Смолин тоже был…
— Я хочу понять тебя, Стас! — надрывается Соня. — Но не понимаю! Куда ты отвез швабру? Ну же? Что ты молчишь? Это что, секрет? Стоп… Только не говори, что сюда… Нет! Не могу поверить…
Слышу быстрый приближающийся цокот каблуков. Замираю, вытянувшись под одеялом, накинув его на пол-лица. Черт! Какая тупая ситуация!
А затем Сонин голос раздается совсем рядом:
— Ну, охренеть! Это что, она там дрыхнет? Она? Стас, ты с ума сошел? Ты притащил в свою квартиру швабру? Эту сраную убогую вонючую поломойку?
— А куда мне ее было везти? Она же в отключке была. Адрес ее я не знаю. На улице бросить? Чтобы она околела или чтобы ее…
— Да ты вообще не должен был ее куда-то везти!
— Давай-ка я сам решу, что я должен, а что — нет.
Они уходят, но продолжают разговаривать на повышенных тонах.
— Блин, это какой-то сюр… Мне просто не верится… Мой брат возится со шваброй! Стас, скажи честно, она тебе нравится?
— Чего? Ты обалдела, что ли? Нет, конечно!
— У вас с ней что-то было, да?
— Соня, хватит нести чушь! Ты в своем уме?
— Стас, она в твоей квартире! В твоей кровати! Вы всю ночь были здесь вдвоем… Ты меня за дуру держишь?
— Угомонись, я спал на диване. К ней даже не притронулся.
— Ты и на диване? — усмехается Соня. — Нет, Стас, она тебе точно нравится. Привез к себе… а ты сюда даже Янку не водил, хотя она просилась… на кровать вон уложил и даже не притронулся…
— Да потому что не хочу я к ней притрагиваться! Сонь, тебя заело, что ли? — раздражается Смолин не на шутку. — Я же тебе сказал — она мне не нравится. Она не может мне нравиться.
— Почему же?
— Сама знаешь.
— Не знаю.
— Да потому что она — стремная! — со злостью выпаливает он.
Его слова обжигают как пощечина. Непроизвольно закусываю губу аж до боли. Но быстро себя одергиваю. Да не плевать ли? Кто он мне, чтобы его мнение хоть как-то волновало? Вообще никто. Так что без разницы, что он там думает…
27. Женя
Его злость неожиданно остужает Соню.
— Ладно, Стас. Прости меня, — говорит она спокойнее. — Это просто шок. Ну и наши меня накрутили… Влад, Янка… она так вообще вчера весь вечер в трубку рыдала. И ты еще домой не пришел. И на звонки не отвечал.
— Сонь, ну я уже большой мальчик. Всё хорошо. Не нервничай.
— Да ничего хорошего, — горестно стонет она. — Нет, правда, что теперь будет?
— Да ничего не будет. Не начинай. Пойдем кофе лучше выпьем.
— Ты не понимаешь… — горячо возражает Соня. — Меркулова продажная тварь… предательница… она же и нашим, и вашим… Я ей не верю!
Судя по звукам, они перемещаются куда-то вглубь квартиры и дальше, как я ни напрягаю слух, уже ничего не слышу.
Впрочем, мне и так есть над чем подумать. Что-то произошло вчера на дне рождения Полины. Что-то плохое. Или должно было произойти, отчего псих меня… спас? А Соне это не понравилось. Ладно, ее эмоции — ее проблема. Но почему ее брат вдруг решил меня выручить? Не очень-то он похож на альтруиста. Тем более я, по его мнению, стремная, что даже притронуться не может…
Я заглушаю легкий укол, повторяя: и черт с ним. Нет, это даже хорошо. Хотя… кто меня раздел тогда? Я сама? Но почему я этого не помню? На автомате, наверное. Так, а куда я сложила одежду?
Я сажусь в постели, оглядываюсь по сторонам, но не вижу ни джинсов своих, ни футболки, ни даже носков. Выползаю из-под одеяла и тихонько, на цыпочках кружу по комнате, заглядывая во все возможные места. Да что ж такое-то! Куда я могла всё сунуть? Может, где-нибудь в ванной? Хотя странно, не могла же я в одном белье пройтись в чужой квартире, тем более перед психом! От одной лишь мысли, что он мог меня вот так увидеть, мне становится дурно.
Так, Женя, не паникуй, говорю себе, успокойся и попытайся вспомнить, что было.
Я сажусь на кровать и даже зажмуриваюсь от напряжения. Но отчетливо помню лишь то, как приехала к Меркуловой от мамы. А нет, еще помню полутемную гостиную… пунш с корицей… и Смолина! Он смотрел на меня, когда я танцевала, глаз не отводил. Смотрел так, что даже сейчас к щекам приливает жар.
Снова невольно лезет мысль: если я такая стремная, что ж тогда он так пялился на меня? Да, господи, плевать,
