Книга Как избежать соблазна - Карен Рэнни

– Я полагаю, что Гиппократ был мужчиной, а камеристке хотелось, чтобы вы выглядели сегодня как женщина.

Арабелла промолчала.

– Как насчет еще одного танца, Арабелла?

– Я бы не хотела, ваше сиятельство. Думаю, мне удалось избежать осуждения вашей матери, достигнув равновесия между моим долгом и терпением.

Он поневоле улыбнулся такому ответу, ведь Арабелла, как он уже знал, терпеть не может бывать в обществе.

– Мой брат Эндрю был таким же, – заметил Грант. – Он ненавидел какие бы то ни было светские сборища и, бывало, прятался в библиотеке.

– В самом деле, ваше сиятельство?

Она снова отдалилась от него. Ее интерес явно падает, когда разговор касается кого-то другого, а не ее. Или, может, он просто слишком суров, и Арабелла неловко себя чувствует с ним?

– Вам удалось найти в Роузмуре пациентов, которые требуют ваших знаний и опыта? – Вот тема, которая придется ей по душе.

– У сына садовника очень сильный порез на руке. Полагаю, он гноится, – сказала Арабелла. – Не знаю, удастся ли мне восстановить работу пальцев или придется ампутировать два из них.

– О Боже, – потрясенно произнес Грант. – Надеюсь, в этом не будет необходимости.

– Врач знает, что он должен делать, ваше сиятельство. Подробности его действий непрофессионалу трудно понять, как, впрочем, и вынести без крепких нервов.

– Я обладаю не только достаточной степенью выдержки, Арабелла, но и некоторой долей сострадания. Марк должен зарабатывать на жизнь. Как он будет делать это без одной руки?

– Но это лучше, чем если он умрет от заражения, ваше сиятельство.

Она повернулась лицом к бальному залу, словно разглядывать танцующих было для нее интереснее, чем разговаривать с Грантом.

Вопрос, которой он задал ей, был глупым, но он все равно спросил:

– А вы считаете, что мы подойдем друг другу, Арабелла?

Она взглянула на него:

– Вы хотите знать мое мнение? Впервые за время этой авантюры кто-то интересуется моим мнением.

– Значит, вот чем вы это считаете – авантюрой?

– За неимением лучшего термина. А как бы вы назвали это, ваше сиятельство?

Бедствием. Крахом. Катастрофой. Вслух он, разумеется, этого не сказал.

Пока они стояли у стены зала, Арабелла постоянно дергала перчатки и отбрасывала локоны со щеки. Пышные рукава, очевидно, раздражали ее, потому что она то и дело подтягивала их кверху. Изучая свои книги или занимаясь лечением пациента, Арабелла была собранной и чувствовала себя в своей стихии. Сейчас же ей было явно не по себе.

Грант мягко коснулся ее плеча, скользнув пальцами вдоль его изгиба успокаивающим прикосновением. Арабелла замерла.

– Уберите руку, ваше сиятельство. Мы еще неженаты. Я еще не принадлежу вам.

Грант не спешил подчиниться, и она шагнула в сторону.

– Я не сделал вам ничего плохого, Арабелла. И не сделаю. Вы не должны меня бояться.

Она отступила еще дальше от него, отказываясь принять и его слова, и его самого.

– Вы станете графиней. Одно это уже должно принести вам некоторое утешение.

Гранту хотелось успокоить ее, прогнать этот взгляд загнанного зверька с ее лица. Внезапно в ней появилось что-то невинное и почти детское, заставившее его вдруг осознать, что, видимо, он никогда не почувствует к ней страсти, но сумеет испытать желание защитить ее. И это может стать основой его брака, возможно, более крепкой, чем была у его родителей.

– Я всего лишь хочу, чтобы вы оставили меня в покое.

– Едва ли это звучит ободряюще для будущего мужа, Арабелла.

Она промолчала, и тогда Грант спросил:

– Вы хотите, чтобы я освободил вас от предстоящего брака, Арабелла?

– Я не могу просить вас об этом, так как не хочу огорчить своего отца, – с явным сожалением сказала она. – Так что нам придется подойти друг другу, ваше сиятельство.

– Тогда, может быть, следует воспользоваться отсрочкой.

На ее лице отразилось явное облегчение.

– Это было бы приемлемо, ваше сиятельство.

– Приговоренный к смерти преступник мог бы выразить больше энтузиазма, Арабелла.

– Я вообще не желаю выходить замуж, – заявила она. – Ни за кого.

– По крайней мере, полагаю, я должен считать, что мне повезло находиться в такой хорошей компании.

На ее вопросительный взгляд он улыбнулся.

– Со всем остальным мужским полом.

– Вы не понимаете, ваше сиятельство. Да и как вы можете?

– Тогда, Бога ради, просветите меня.

– Нет, – бросила она и резко отошла от него, обходя танцующих и протискиваясь среди гостей.

Грант окинул взглядом бальный зал и постарался прогнать чувство облегчения, немедленно охватившее его с уходом Арабеллы. Он поискал глазами Джиллиану и нашел ее в другом конце зала. Очевидно, она старалась быть очаровательной и любезной и, похоже, чересчур преуспела в этом. Грант нахмурился, не обращая внимания на людей, собирающихся вокруг него. Если он подойдет прямо к ней, ей некуда будет спрятаться. Что она скажет, если он пригласит ее на танец? Быть может, ему даже удастся уговорить ее выйти на террасу, в лунную ночь. Кусты, деревья и цветы будут свидетелями их встречи, но только природа, потому что люди причиняют слишком много горя своими досужими домыслами и сплетнями.

Вообще-то он не склонен к поэтике, несмотря на годы жизни в Италии. Но Джиллиана пробуждает в нем желание сочинять сонеты – о чем Грант никогда и не думал до недавнего времени. Сейчас же он жалел, что не играет на мандолине или каком-нибудь другом инструменте, который позволил бы ему петь Джиллиане серенады. Музыкой он смог бы заглушить смятение души, общаться с ней, не прибегая к словам. К несчастью, он не обладает таким и талантами, а музыке он вообще никогда не уделял времени.

Зато он мог бы прочесть лекции на множество тем. Хотелось бы ей услышать его теорию магнетизма? Или познакомиться с его последней статьей, которая называется «О движении тепла и его значении для математической теории электричества»? Он мог бы показать ей электрический разряд, провести еще один опыт, чтобы продемонстрировать некоторые свои гипотезы, но какая женщина предпочтет это хоть малой толике романтизма?

Возможно, это Джиллиана. Возможно, именно она, одна из всех знакомых ему женщин, поймет его. С ее самоиронией, с аурой печали, с наслоениями особенностей ее характера. Она – головоломка, она – загадка, и он разгадает ее, посвятив этому свою жизнь так же, как он посвятил ее изучению электричества.

Пожалуй, это не слишком романтическое заявление, но у него нет права делать заявления другого рода.