Книга Идеальная жизнь - Джоди Пиколт

Когда Алекс заснул и его дыхание стало размеренным, Касси выскользнула из постели и подняла рукопись, которую он уронил у окна. Пошла в ванную, села на крышку унитаза и на несколько часов погрузилась в пьесу, которую последний раз читала еще в старших классах. Она плакала, когда Антоний, влюбленный в Клеопатру, ради восстановления мира женился на Октавии. Вслух шепотом прочла сцену, когда Антоний, в конечном счете осознавший, что Клеопатра его не предавала, умолял стражу пронзить его собственным мечом. Она закрыла глаза и представила Антония, умирающего на руках у Клеопатры, и Клеопатру, укушенную змеей. В третьем акте она нашла то, что искала: фразу, которую прошептал Алекс, когда разжались объятия и наступила тишина. Но любил ее не Алекс. Ее касался, обладал ею, входил в нее Антоний.

Сидящая слева от Касси женщина закашлялась, и Касси открыла глаза. И тут же поняла, что пропустила почти весь фильм. Алекса больше не было на экране. Актриса, стоящая напротив него, очень красивая женщина, другими талантами не блиставшая, воспевала хвалу Антонию. Касси шептала слова вместе с ней: «Ногами переступал он океан. Рукой он накрывал вселенную, как шлемом. Казался голос музыкою сфер». Для Алекса эта роль была ролью его жизни, ролью, которая открыла Голливуду глаза на то, что он актер, способный сделать что угодно, даже продать золото самому Мидасу. А чему удивляться? «Человек, который правил миром. Честолюбию которого нет равных». Между Алексом и Антонием было так много общего, что трудно понять, а играет ли он вообще.

Ей хотелось увидеть его. Не того, на экране, облаченного в образ главного героя, наполненного его мыслями и поступками, а настоящего. Она хотела поговорить с человеком, который признался, что украдет ее, если она не выйдет за него замуж. С мужчиной, чью ямочку унаследуют ее дети. С человеком, который купил ей древний череп и пластилин. Ей хотелось стоять посреди болот Шотландии, в его объятиях, и чтобы их пульсы медленно бились в унисон.

Не дождавшись окончания фильма, она запахнула поплотнее рубашку Алекса и направилась по проходу амфитеатра. Она встретит его после посещения больницы, они вместе поедут в Бель-Эйр, и она расскажет ему о сорока двух пожилых горожанах, которые сегодня утром пришли посмотреть его фильмы. Он поцелует ее в теплую, нагретую солнцем макушку, а она обопрется об него, позволив всему заднему сиденью наполниться чудом, которым является их пара.

Слова Клеопатры струились за ней, как свадебная фата, когда она вышла во влажный день. «Скажи, был или мыслим кто-нибудь на свете, как человек, который снился мне?»

Глава 9

Микаэла Сноу, рекламный агент Алекса, специалист по связям с общественностью, встретила его на стоянке у больницы.

— Алекс, Алекс, Алекс… — попеняла она, обнимая его за шею. И ее слова, казалось, двигались в собственном ритме. — Если бы я тебя не любила, давно бы убила.

Алекс поцеловал ее в щеку и обнял крепко, как только смог: она весила намного больше его, и ему не хватало рук, чтобы обхватить ее вокруг талии.

— Ты любишь меня только потому, что зарабатываешь на мне много денег, — сказал он.

— Задал ты мне задачку, — призналась она, щелкнула пальцами, и из кузова ее грузовичка выбрался невысокий худощавый мужчина. В одной руке у него были зажаты три расчески, а в другой пудреница. — Это Флобер Халлоран, — представила его Микаэла, — визажист.

— Флобер, — повторил мужчина голосом, напомнившим Алексу ласкающуюся кошку. — Как писатель. — Он засунул деревянные ручки расчесок в рот, как швея булавки, и принялся замазывать синяк у Алекса под глазом. — Скверно, скверно…

Микаэла то и дело поглядывала на часы.

— Ладно, Фло, годится, — наконец сказала она и потянула Алекса за собой в больницу. — Я пригласила три главные сети, журналы «Пипл», «Вэнити Феа», и из «Таймс» обещали подъехать. История такая: подобные благотворительные поступки ты совершаешь каждый год, и только утечка информации в прессу — спасибо большое! — привела к подобному освещению в средствах массовой информации. Придумай что-нибудь о давно забытом двоюродном брате, который умер от лейкемии.

Алекс улыбнулся агенту.

— Или внебрачный сын?

Микаэла втолкнула его в стеклянные двери больницы.

— Убила бы тебя! — прошипела она, протянула Алексу пачку рекламных фотографий из «Табу», кучу синих и золотых воздушных шариков и завела его в лифт. Протянула руку и нажала на кнопку седьмого этажа. — И помни, разыграй полнейшее изумление, когда увидишь камеры, но быстро возьми себя в руки и скорми им слезливую байку, достойную еще одной номинации на «Оскар». — Микаэла подмигнула ему и помахала рукой, блеснув лаком крошечных красных ноготков. — Чао! — одними губами прошептала она.

«Сыграть?» — подумал он, и его улыбка поблекла, когда закрылись двери лифта. Он уже играет. Потребовалось все его актерское мастерство, чтобы встретиться с Микаэлой на стоянке и сделать вид, что это всего лишь рядовой рекламный ход. Много лет Алекс старательно избегал больниц, на многие годы похоронив воспоминания о детском отделении больницы в Новом Орлеане. Он зашагал по коридору, и на него начал надвигаться знакомый запах нашатыря и голые белые стены. Мышцы на руке напряглись, словно он ожидал, что вот-вот почувствует укол иглы или дренажа капельницы.

Алекс родился с пороком сердца — обстоятельство, из-за которого он оказался на обочине жизни. Врач из глухомани, который услышал хрипы в его сердце, направил ребенка в городскую больницу, где специалисты смогли бы оценить тяжесть заболевания, но мать Алекса забыла о назначенной консультации (и забывала о них неоднократно), а ведь врач советовал беречь сына, чтобы потом не пришлось сожалеть. «Не бегай, — было велено Алексу. — Не напрягайся». Он помнил, что наблюдал, как остальные дети носятся по сырой детской площадке. Помнил, как закрывал глаза и представлял свое сердце — с красной, как детская валентинка, дыркой.

Алексу исполнилось пять, а ему по-прежнему не разрешали играть во дворе. Целыми днями он смотрел «мыльные оперы» с мамой, которая, казалось, не замечала его — или ей было просто на все наплевать. Однажды дама с белокурыми, как у феи, волосами прижалась щекой к груди мужчины и пробормотала: «Я люблю тебя всем сердцем». После этого Алекс, когда представлял свое сердце, видел уже не только дыру. Он видел также размер убытков: вся любовь, которую он испытывал к людям и получал от них, вытекала через это решето.

«Ничего удивительного», — решил Алекс, виня только себя в родительском безразличии, как маленькие дети приходят к искаженным выводам о произошедшем. Тогда впервые Алекс решил быть другим человеком. Чтобы не искать недостатков в себе, он стал притворяться, что он хулиганистый пират, альпинист, президент. Делал вид, что живет в нормальной семье, где родители за ужином интересуются, как у него прошел день, а не злобно шипят на акадийском диалекте французского. В восьмилетнем возрасте, когда его объявили здоровым, он воплотил свои фантазии в жизнь, предпочитая быть кем-то ярким и сильным, а не тем испуганным мальчишкой, которым был на самом деле.