Книга Ты все, что у меня есть - Марина Крамер

на диван рядом со мной.

– Рассказывай!

– Что?! Неужели тебе не ясно, кто и что сделал? Или ты в подробностях желаешь? – я накрылась одеялом с головой и заплакала.

– Ну, ладно, хватит, хватит! – попросил Леший, похлопав меня по спине. – Не плачь, что теперь слезами изменишь… Давай лучше подумаем, как действовать будем.

– Тебе не надоело разгребать?

– Так, все! Не хочешь помогать – не надо, я и сам.

– Тебя посадят.

– Меня?! Так я ж не до смерти! – хохотнул он. – Только пугану немного.

Назавтра Леший ушел, а я пять дней пила горстями снотворные, оглушая себя, чтобы ни о чем не думать, и почти все время спала. Сон приносил обманчивое облегчение, но, едва проснувшись, я опять вспоминала о случившемся и снова тянулась к пузырьку с таблетками. Я не ела, не умывалась, почти не вставала с дивана. Дозы таблеток становились просто угрожающими, но остановиться я уже не могла. «Теперь все равно», – вяло думала я, заглатывая очередную порцию. Остановить было некому.

В таком состоянии меня и нашел Леший. Ахнув, он схватил меня и потащил в ванную, где силой заставил пить воду в безумном количестве, поливал из душа… Меня выворачивало наизнанку, Леший снова и снова вливал в меня литры воды – этому, казалось, конца не будет… Потом он завернул меня в простыню и уложил на диван, накрыв двумя одеялами, а сам ушел в кухню, загремел там кастрюлями. Я немного согрелась и пришла в себя, а Леший принес чашку бульона, который и варил в то время, пока я клацала зубами от холода, и, присев на краешек дивана, начал кормить меня с ложки.

– О, боже! – застонала я. – Отстань, Костя…

– Ну, значит, не все так плохо – ты еще помнишь мое имя! – подмигнул он. – Давай пей, не чуди, я ведь старался.

– Мне плохо…

– Зато потом хорошо будет.

Он заставил-таки меня выпить весь бульон, я покрылась испариной, стало сразу жарко. Леший ушел курить в кухню, а я лежала в комнате и думала, что вот опять он меня спас, опять вовремя оказался рядом и подставил плечо. Только ему я смогла доверить то, о чем даже мужу знать не нужно…

Я смотрела на него с благодарностью, и только сейчас вспомнила о Кравченко. Боже мой, что же мне делать, что?..

Леший вдруг включил телевизор, усаживаясь поудобнее.

– Люблю новости! – подмигнул он мне. – Держи хвост морковкой, Марьянка, все наладится!

– …известный журналист Дмитрий Ленский был найден сутки назад около собственного дома без сознания, – сообщила хорошенькая дикторша, и я едва не упала с дивана от неожиданности. – В приемном покое городской больницы врачи зафиксировали переломы носа, скуловых костей и нижней челюсти, а также сильное сотрясение мозга. В настоящее время состояние журналиста удовлетворительное, но от общения с сотрудниками милиции он наотрез отказался.

– Ну, еще бы ему согласиться с ним общаться! – захохотал Леший, убавив громкость. – Я ж предупредил – одно лишнее слово, и ты всю жизнь поешь тонким, противным фальцетом!

Я не верила своим ушам – неужели это Леший так отделал Ленского?

– Костя… это ты его?..

– Нет, Михаил-угодник! – фыркнул он, выходя курить в кухню.

Я потащилась следом, села на табуретку, поджав ноги и взяв из вазы на столе печенье.

– Нет, я серьезно – это ты?

– Какая разница? Разве важно, кто? Важно, чтобы он понял, ЗА ЧТО! Я его предупредил – подлечишься, уезжай потихоньку, не рискуй больше здоровьем, ведь, если что, третьего раза уже не переживешь, мол.

– Так ты что же, сказал ему, кто ты?

– А то он меня не узнал, можно подумать! Я тебе больше скажу – он меня ждал. Да, именно меня, так и сказал, пока не отрубился – мол, тебя и ждал, не скажет она никому, кроме тебя, мужа своего пожалеет, а тебе – скажет! – Леший глубоко затянулся, выпустил дым. – Я ведь долго с ним беседовал, прежде, чем «скорую» вызвать. Он мне все рассказал… такая, оказывается, гнида – жуть берет! Как все обтяпал, а? К Лехе тебя свозил, благородный… Я, говорит, со школы ее люблю, смотреть не мог, как она жизнь свою гробит, в госпитале живет, не отходит от своего инвалида… ну, тут я не выдержал, немного двинул ему по ребрам… Хотел, говорит, королевой ее сделать, на руках носить, купать в шампанском, а она со старым, нищим воякой спуталась, поседела вся, фельдшером работает. Видела бы ты его лицо в этот момент, Марьянка! Он же просто псих, маньяк. У него твоих фотографий в квартире – миллионы, я, правда, сжег все, а то там и дураку ясно… Но это что-то невообразимое! Короче, отделал я его, вызвал «скорую» и пошел потихонечку к тебе. А Лехе не говори ничего, не надо, зачем нервы ему трепать, ведь он ничем не поможет, а только мучиться будет, что сам не смог козла этого поломать. – Леший выбросил окурок, закрыл форточку. – Слушай, я поживу у тебя пару дней, а то ты мне что-то доверия не внушаешь?

Я пожала плечами, откусив кусочек печенья:

– Живи, наш дом – твой дом, ты ведь знаешь.

Мы вытащили с балкона раскладушку, я застелила постель… Теперь хотя бы буду не одна.

Леший притаскивал откуда-то мази, замечательно лечившие синяки, варил обеды, не подпуская меня к плите… Когда, наконец, мое лицо стало возможно хоть как-то замазать тональным кремом, он водил меня гулять. Рядом с ним просто невозможно было грустить и плакать. Однажды через знакомых связистов в штабе округа Леший организовал мне переговоры с мужем. Оказалось, что на второй день после моего отъезда Кравченко был легко ранен в плечо – их машину обстреляли на дороге, но, поскольку рана оказалась пустяковой, в госпиталь Леха, конечно же, не поехал.

– Как ты там, ласточка? – спрашивал муж обеспокоено. – Как твои дела? У меня все время какое-то предчувствие, кажется, что случилось у тебя что-то…

– Да что со мной может случиться? – спросила я, стараясь унять заколотившееся вдруг сердце. – Я не одна, меня Леший пока охраняет. Ты лучше сам поосторожнее, на тебе ведь места нет живого!

– Татуировку мою попортили, собаки! – засмеялся он. – В самый центр пуля угодила. Передай Лешему спасибо, ладно? Я тебя целую, моя родная, держись, ты ведь одна у меня.

– Кравченко, я так люблю тебя…

Связь прервалась, сидящий за столиком лейтенант покрутил пальцем у виска:

– Вы что, девушка? Военный канал связи, спецлиния, а вы про любовь!

– А что – надо было про рекогносцировку спросить? – огрызнулась я.

– Ого! Откуда слова такие знаете?

– Я старшина