Книга Близости - Кэти Китамура

но, по-моему, он запал на актрису, она очень красивая. Я спросила, сколько лет ее детям, десять и двенадцать, ответила она. Их детство — оно быстро прошло, а в каком-то смысле и не быстро. Пока они маленькие, устаешь ужасно, на себя времени совсем нет, но зато в твоих силах дать им счастье. С моими мальчиками уже не так. Они выросли, многое понимают, видят мир как он есть. Они мудрее, но также и беззащитнее.

Она говорила, а я думала, что вот на брата Элины напали, и в жизнь ее детей вошло насилие — не то, которое на экране планшета или телефона, не отвлеченное, а то, которое они способны понять. Им десять и двенадцать, в этом возрасте многие дети сталкиваются со смертью в той или иной форме: умирает бабушка, или дедушка, или какой-нибудь друг семьи. Но смерть — нечто отвлеченное, даже взрослые мужчины и женщины не всегда в состоянии понять ее. А насилие — другое дело, его проще осознать, оно подвластно воображению.

Мы живем в странные времена, отрывисто произнесла Элина, поводов тревожиться предостаточно. Взять хоть потенциальный крах Европейского союза. Я кивнула, дата референдума по Брекситу неумолимо приближалась, и опросы, вопреки всякой логике, показывали, что Британия проголосует за выход из ЕС. Такая перспектива сама по себе внушала опасения, ничего хорошего эта перспектива не говорила ни о мире, где мы живем, ни о долговечности институтов вроде Суда, да и предстоявшие американские выборы в этом смысле сулили мало приятного. Я знала, что моих европейских друзей и коллег выход Британии из ЕС порядком собьет с толку. Яна особенно переживала: если Соединенное Королевство проголосует за выход, говорила она, то как возвращаться в Англию, это будет совсем не та страна, которую она знает.

Я все волнуюсь насчет голландских выборов в следующем году, у этой страны как бы репутация толерантной, но на самом деле чуть копни и… Элина умолкла. С учетом общих тенденций я иллюзий не питаю.

Наверное, непросто объяснять детям такие вещи, сказала я.

Это да. От их отца тут мало толку, да вообще никакого. Он с мальчиками ведет себя очень жестко, как будто до него не доходит, что они еще дети, что им многое непонятно. В голосе Элины звучала горечь, она подняла лицо и добавила: я, естественно, в разводе. Их отец живет в Амстердаме.

А дети — они с тобой?

Ездят к нему в гости по выходным. Он много путешествует по работе, так что это случается не так регулярно, как надо бы. Но, к счастью, мой брат с женой тоже живут в Гааге. Тут Элина замолчала — пришла эсэмэска, Элина взяла телефон проверить, что там. Ее внимание переключилось, и в его отсутствие возник вакуум. Она оторвалась от телефона и сказала: мне надо ехать, сын написал. Его должны были забрать и не смогли, придется ехать за ним самой.

Я кивнула — разочарованно, хотя сама толком не могла понять, что меня разочаровало: то, что мы только начали разговаривать, а она уже уходит, или то, что она так и не рассказала мне про своего брата, Антона, или то, что она уйдет, а я опять останусь один на один со своими раздумьями? Да, конечно, пробормотала я. Она вынула бумажник и положила банкноту на столик. Я полезла было в сумку, но Элина подняла руку. Давай я тебя угощу, сказала она, это всего-навсего кофе. Она встала и подождала, пока я тоже встану. Мы развелись давно, продолжала она, пока мы вместе шли к выходу. На самом деле — когда я была беременна младшим. Она говорила ровно, спокойно, было очевидно, что речь идет об уже пережитой драме. Да, конечно, мальчикам важно общаться с отцом, но во многих смыслах дядя — главный мужчина в их жизни, а его жена — больше, чем просто тетя.

Я замялась и наконец выдавила: хорошо, что у тебя такие близкие отношения с братом. Элина не сразу ответила, сначала распахнула дверь, потом повернулась ко мне. Мы близнецы, пояснила она. Больше Элина ничего не сказала, мы прошли несколько шагов молча. Я, наверное, показалась ей какой-то обездоленной — она вдруг проговорила, словно бы импульсивно: слушай, а приходи поужинать как-нибудь вечером, а? Я приглашу брата, познакомишься с нашей чумовой семейкой. У тебя есть братья и сестры?

Нет, ответила я.

Она кивнула, как будто что-то поняла про меня. Мне всегда было любопытно, каково оно: быть без братьев и сестер? Или вернее, я много об этом думала в последнее время. С этими словами она внезапно развернулась, чтобы идти. Я тебе по почте напишу! — крикнула она через плечо, выберем день. Ответить я не успела, она уже спешила прочь. Я смотрела ей вслед, и тут завибрировал телефон. Рывком, с колотящимся сердцем я выдернула его из сумки. Экран был черным, никаких сообщений. Я подняла глаза. Элина скрылась из виду, я была одна. Я стояла посреди тротуара под резким неприятным ветром. Сосчитала дни, потом сосчитала еще раз. Больше недели миновало с тех пор, как я спросила у Адриана, когда он приедет и как у них дела с Габи, — еще одна неделя молчания.

12

В те выходные я съехала от Адриана. Больше не видела причин там жить, мне оставалось лишь покинуть его дом. Я шла по квартире и собирала свое — вещь, вещь, еще вещь, я как бы изымала себя. Не так уж и мало здесь меня, между прочим, больше, чем я думала, и, пока я складывала одежду и разыскивала бумаги, внутри то и дело вскипали сомнения. Когда я наконец загрузила сумки и встала на пороге со своим багажом, сомнения по-прежнему обуревали меня — а вместе с ними и сожаление. Я оглядела квартиру, где прожила последний месяц, и на меня всей тяжестью навалилась мысль: а ведь я сюда никогда не вернусь. Как так вообще получилось? Я сознавала даже тогда, что, вероятно, действую, повинуясь побуждению, которое способно угаснуть или как-то трансформироваться. Но в каком-то смысле было слишком поздно. Я шагнула за порог и спохватилась: я же не знаю, где оставить ключи! Почтовый ящик — не особенно надежно, тем более неизвестно, сколько времени пройдет до возвращения Адриана. И потому я, заперев за собой дверь, положила ключи на дно сумки. Позволю себе хоть это.

* * *

К моей прежней квартире пришлось заново привыкать. Здесь я в какой-то мере была