Книга Автономия и ригидная личность - Дэвид Шапиро

ослабеть, такой человек пытается извлечь ее снова и оживить свои страдания. Он не может позволить своей печали исчезнуть или разрешить себе ее забыть. Короче говоря, он одержим своими несчастьями.

Например, сорокачетырехлетняя женщина, от которой несколько лет назад ушел муж, «вспоминала» о нем и постоянно, и эпизодически при наличии какой-нибудь косвенной связи (при знакомстве с другими мужчинами, в праздники, в годовщину тех или иных событий, когда они что-то делали вместе) с ним, с их отношениями и с ее «болью». Эти ассоциации часто побуждали ее вспоминать не только о его уходе, но и о других несправедливостях, которые случались с ней в детстве и в молодости: прежние отказы, детские обиды и поражения и т.п., — и с грустью рассказывать о своей «боли», «беде» или о нанесенном ими психологическом ущербе, о том, как легко ее использовали или приносили в жертву и т.д.

Почему же человек то и дело одержимо напоминает себе о прежних поражениях и несправедливостях, явно причиняющих ему боль и уязвляющих его гордость, преувеличивает их и даже их смакует? Эта проблема проявляется по-разному. Например, в некоторых случаях — как одержимость ревностью. Ревнивый человек чувствует себя жертвой, испытывая унижение, вызванное какой-то неверностью в прошлом своего возлюбленного (или возлюбленной). Любое упоминание об этой неверности оживляет и усиливает его чувство горечи; вместе с тем он снова и снова хочет пережить все подробности этих унизительных для него событий. Он может обратиться к ним через несколько лет, не дав им потускнеть или стереться из памяти, продолжая будить в себе прежние чувства, связанные с этими унижениями. Несомненно, ревность мазохистской личности, оживляя прежние поражения и унижения, обычно создает или подразумевает наличие некоего морального бремени; но в этих унизительных случаях у мазохиста практически никак не проявляется чувство своей моральной победы и тем более — смиренное спокойствие мученика. Напротив, проявляется много горечи и злобы, раздраженного, мучительного чувства неисправимой несправедливости. Но дело заключается в следующем: если мазохистская личность не достигает моральной победы, то и поражения принимать она тоже не хочет.

Друзья мазохистов часто их уговаривают поступить именно так: забыть прежние печали, чтобы прошлое осталось в прошлом. Но по реакции мазохистов на такие советы можно понять, какое значение имеет для них сохранение их прежних печалей. Как мы и предполагали, они чувствуют, что забыть несправедливость или унижение — значит оставить несправедливость неисправленной, смириться с ней, «уступить», найти легкий путь, подавить в себе протест, а значит, забыть о своих правах и самоуважении. По мнению одного из таких людей, это значило бы «позволить вытирать о себя ноги». Поэтому мазохистская личность не может позволить себе захлопнуть книгу печальных воспоминаний о прошлом; она чувствует, что этого не надо делать, даже если у нее появляется сильное искушение это сделать.

Например, у женщины, которую часто очень расстраивало проявление безразличного отношения мужа, в конечном счете, появилось сильное искушение «не обращать внимания» на последний такой случай. Они хотели вместе пойти на вечеринку, она себе представила, как ей там будет приятно, и захотела помириться с мужем. Но едва у нее появилось такое желание, ей тот же вспомнилось, какую душевную боль она испытывала раньше. Она напоминала себе, что не может «просто забыть» такое жесткое и несправедливое отношение к ней и не может «просто скрыть свои чувства», и снова заплакала. Такие колебания у нее повторялись многократно.

Мазохистское смакование и преувеличение страданий не только продолжает или воспроизводит переживание этих страданий. Оно изменяет отношение человека к этому переживанию, превращая его из пассивного в более активное. Человек полностью «обращается» к этому переживанию, то есть по сути признает поражение, унижение, несправедливость. Оно становится узнаваемым, знакомым, словно друг, на которого в дальнейшем уже можно положиться. Таково действие человека, который, несмотря свою ограниченную силу, не хочет сдаваться. Если это переживание не приносит ему моральной победы, то, по крайней мере, оно его обязывает. Оно обвиняет обидчика, указывая на его жертву; оно сохраняет живые воспоминания о совершенной несправедливости, оно предъявляет неоплаченный счет. И в данном случае тоже: мазохистское смакование и преувеличение страданий не отражает ни пассивности, ни уступки, ни, как иногда полагают, «купания» в своем поражении. Совсем наоборот. В нем нет никакого удовольствия и для мазохиста; существует необходимость, принципиальное волевое действие, от которого он не может освободиться, не потеряв самоуважения и не ощутив более глубокого и окончательного поражения, унижения и беспомощности.

Каждый человек знаком с умалением собственного достоинства, которое присуще мазохистам. Обычно оно выражается в постоянных проявлениях той или иной неполноценности или неспособности. Например, «я знаю, что я не очень умный», или «я знаю, что людям со мной скучно», или «наверное, вы устали слушать таких людей, как я», «наверное, я вас обременяю».

Как правило, такие высказывания делаются в духе откровенного, даже добросовестного, смирения, с обращением к реальным фактам. Они произносятся с намерением, чтобы их приняли как извинение или как смиренный призыв проявить терпимость. Но в этих призывах к проявлению терпимости есть нечто странное, нечто отличающее их от подлинного смирения и даже вызывающее определенный дискомфорт у человека, который их слышит. То, что выдается за добросердечную откровенность и смирение, звучит искусственно, вынужденно, утрированно и, в конечном счете, содержит защитную установку. Такая слишком усердная защита, неуместная прямота и жестокое, презрительное отношение к себе, о котором мазохист сообщает другому человеку, отражает осознание мазохистом тех отношений, которые он считает неравными, и претензии другого человека на превосходство. Именно готовность мазохиста к таким отношениям и претензиям заставляет его ожидать их и от них не уклоняться. Ожидая и преувеличивая это неравенство, преувеличивая свою собственную неполноценность и ожидание претензий на превосходство других, мазохист тем самым нейтрализует воздействие этих претензий и лишает их силы. Своим чрезмерным смирением он побеждает унижение, присущее этому неравенству; он побеждает оскорбление, заявляя первым о своей слабости; он побеждает отпор, отстраняясь от претензий, которые должен принять. В некоторых случаях такая защита оказывается совершенно осознанной и особенно резкой; преувеличения принимают масштаб карикатуры («простите меня за то, что я живу») и становятся откровенно ироничными. Иными словами, явно преувеличивая свою покорность и превосходство другого человека, мазохист подвергает сомнению это неравенство и намекает на претензии другого.

Совершенно очевидное моральное превосходство искренности и смирения над самодовольством и претенциозностью тоже можно было бы назвать моральной победой. Но еще важнее, что мазохистская личность превращает то, что в других случаях стало бы чувством стыда и унижения перед мнимым превосходством других, в ощущение сравнительной силы и некоторого достоинства.

Этот