Книга Одиночество в сети. Возвращение к началу - Януш Вишневский

не был таким. Ты ведь и теперь вроде как не куришь, да?

– Да, в смысле нет, – смутился он.

Она обняла его, крепко прижала к себе и нежно погладила по голове.

– Все в порядке, сынок. Я ждала тебя с ужином. Ты пообещал в пятницу, что мы поужинаем вместе. Так что я ждала. А в последнее время я вижу тебя только по утрам. Было время, когда ты проводил с нами воскресенье. Спал до полудня и уходил после ужина. Теперь только ночуешь дома. И то не всегда. Вот хотя бы вчера – не было тебя. А про воскресенье уж и не говорю. Даже не позвонил. И до тебя не дозвонишься, трубку не берешь. Может, скажешь, что происходит?

– У меня в последнее время важные дела, мама, – ответил он устало и положил голову ей на плечо.

– И как их зовут, эти твои важные дела? – пошутила она.

Она тут же пожалела о сказанном, прикусила губу и задержала дыхание, ожидая атаки с его стороны. Но никакого нападения не произошло. Якуб тихо вздохнул и сказал:

– Надя…

Его реакция была столь неожиданной, что у нее перехватило дыхание, она сглотнула слюну, взяла его руку и нежно прижала к своим губам. Ей сразу стало легко и радостно. И тогда на нее накатили воспоминания.

А вспомнить было что.

ОН

На протяжении почти трех лет, сознательно и последовательно борясь с любопытством и глуша все внешние проявления материнской заботы, она старалась избегать разговоров на тему его «девочек, симпатий или подружек». Ей повезло, что сын не только любил ее, но и дружил с ней, что в жизни случается вовсе не так часто. Она тоже любила свою мать, но они никогда не были подругами. Любовь – это следствие большого увлечения. В течение какого-то времени, особенно в самом начале нашей жизни, родители очень важны. Тогда они для нас словно боги, все от них зависит. Первая из сонма богов – мать, потом идет отец, часто появляется бабушка, реже – дедушка. Основанная на бесконечном доверии, эта привязанность рождает любовь. Из-за отсутствия у ребенка знаний и возможности оценивать эта любовь безусловная, очень похожая на инстинктивную любовь собаки, которую регулярно кормили и поили; собачка не знает, кто ее выводит на прогулку – последний негодяй или первый из праведников. Обоих она будет любить одинаково. У собаки это на всю жизнь, а у человека с какого-то момента может быть и по-другому. Вот, например, своего отца она любила только в детстве. Когда немного подросла и поняла, что он плохой человек, ее любовь очень быстро превратилась в ненависть. Что также нормально. К человеку, которому безгранично доверяли и который потом оказался монстром, невозможно оставаться равнодушным. В этом случае любовь превращается в не менее горячую ненависть.

А вот дружба между детьми и родителями – это совсем другое дело. Источником дружбы вообще является изумление, что существует человек, который видит вещи так же, как и ты. Родители же обычно видят мир совершенно по-другому и, кроме того, обязательно хотят, чтобы их дети воспринимали его точно так же. А пользуясь своим доминирующим положением, часто этого от них и требуют. Иногда с жестокой беспощадностью. Мало того, что они забывают о пропасти между поколениями, так еще и нередко навязывают свои взгляды и убеждения сыновьям или дочерям, пытаясь реализовать в них свои несбывшиеся мечты и неосуществившиеся планы.

В случае Якуба это даже не было изумлением. Скорее, констатацией его поразительной схожести с матерью, такой схожести, что они были обречены стать друзьями. Казалось, что в его геноме доминируют гены, полученные от матери. У него была такая же форма и цвет глаз, которые под влиянием эмоций из зеленых делались серыми, такой же контур губ и те же ямочки на щеках. У него тоже небольшая родинка под левой грудью, точно в том же месте, что и у нее. От нее он унаследовал тонкие руки, длинные пальцы, а также цвет волос. Вскоре оказалось, что, как и она, он левша. Несмотря на то, что они с Иоахимом разрабатывали у него с детства правую руку, Якуб остался левшой. Сегодня ей было стыдно, что она в свое время поддалась уговорам мужа, который «со знанием дела» утверждал, что «левшам в жизни не везет», что, якобы, они просто «неуклюжие, неполноценные». Космическая чушь, уходящая корнями в средневековье, когда леворукость не только рассматривалась как божья отметина, но и… «лечилась». Например, побоями, плаваньем в ледяной воде, жесткой фиксацией левой руки, а также – когда это не помогало – ломанием пальцев. Помнит, как ей было не по себе, когда однажды во время ссоры она напомнила Иоахиму, что тот женился на «неуклюжей и неполноценной» женщине, которой «в жизни не везет», а он ответил, что «бабам многое прощается», а она позволила уговорить себя на это идиотское «исправление» леворукости Якуба, потому что ее очаровал восторг, с которым муж относился к их первенцу. Иоахим был так влюблен в своего сына, что, если бы она позволила ему, он оставил бы все его подгузники себе на память.

Изначально она не могла понять этого. Когда она сказала ему, что ждет ребенка, он повел себя подло. Никогда не забудет, что он тогда сказал: «Ты, верно, шутишь? Мы же договорились! Ты не можешь так поступать со мной! Я не готов. Ты же обещала. У меня уже весь год распланирован. Ты не посмеешь!». Тогда один-единственный раз в жизни она была готова бросить его. Но когда она тихо паковала чемодан, произошло нечто необъяснимое. Он не умолял ее остаться, не просил прощения. Он подошел к ней и сказал всего одну фразу: «Поверь мне, я изменюсь».

И она осталась.

И оказалась свидетелем того, как после той вспышки с Иоахимом произошло что-то необъяснимое. С каждым днем он все больше становился таким, каким она помнила его по периоду ухаживания и каким он перестал быть после свадьбы, когда она от него отдалилась. Настолько отдалилась, что уехала в Париж.

Это была не просто перемена, это было – как она сейчас понимает – преображение. Нежеланный сначала, ребенок вдруг оказался долгожданным и желанным, а Иоахим снова был добрым и отзывчивым, любящим и заботливым.

И это не было спектаклем, который разыграл муж, испуганный уходом жены. Что бы ни говорили об Иоахиме, ложь, притворство и лицемерие были ему чужды. Он был не из числа людей сдержанных, что при его прямолинейности часто заставляло других считать его грубияном. Дело в том, что при разногласиях, конфликтах или в дискуссиях он не заботился