Книга Пилигримы - Уилл Эллиот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я чувствовал его все утро.
— А сейчас тоже ощущаете его присутствие?
— Да. — Голова правителя вновь скорбно поникла.
— Скажите, вам поможет, если я уберу заклинание, изгнавшее вашу собственную тень?
— Нет!
— Подумайте как следует, Друг и Владетель. Вы уверены?
По лицу правителя побежали слезы.
— Она не нужна мне. Попадается на глаза каждый раз, когда я иду мимо света! Нет! Днем порой бывают часы, когда я нахожусь в покое. Раньше она была… безжалостна. Жестока. Ужасно жестока.
— Что ж, если вы уверены, Владетель… позовите меня, если передумаете. Не просто как своего подданного и верного слугу, но как друга.
Ву одарил Архимага странным взглядом, его лицо вновь замерло, став похожим на вырезанную из мрамора маску. Повисло молчание.
— Какое у тебя ко мне дело?
— Затевается заговор, Ву, и меня это весьма беспокоит.
Но правитель только фыркнул:
— Им нужна моя жизнь? Пусть забирают.
— Вы хотели поразить меня, Владетель? Вы добились этого. Но я сейчас скажу вам то, что удалось узнать. Кто-то желает разрушить Стену.
— Какую стену?
— Стену, Ву! Барьер, отделяющий Конец Света.
Ву расхохотался. Архимаг больше ничего не добавил.
— Сделать это невозможно.
— Есть способы. Мэры находчивы, изобретательны и мало-помалу становятся отчаянными. Они могут попытаться.
Ву начал мерить залу шагами:
— А как же Глинт?
Архимаг пожал плечами, выразив малую толику раздражения — на большее он не осмелился.
— Мы уже говорили о нем. Я полагаю, что этот генерал хранит вам верность, однако продолжаю следить за ним.
Ву горько рассмеялся:
— Один волк рычит на другого, уверяя, что мясо принадлежит ему.
Архимаг наконец поднял свое отвратительное лицо, чтобы взглянуть на правителя; в мягком голосе мелькнуло беспокойство.
— Я ни в коем случае не посягаю на ваше место, Друг и Владетель, хотя, разумеется, мои заверения для вас — лишь пустой звук. Ваш страх — это естественное следствие обладания властью. Ради вашего здоровья, примите мой совет: пусть подозрения вас покинут.
Ву закрыл глаза, как смертельно уставший человек:
— Кто еще?
Архимаг стал перечислять имена, пока Ву не зарычал:
— Хватит!
Он надел кольцо, которое недавно убрал в карман. Для Кейса ничего не изменилось, но Архимаг попятился и упал, прикрыв рукой свой глаз. Ву присел на корточки, склонившись над ним с приторно-ядовитой ухмылкой:
— А ты не упоминал о Конце Света вплоть до этого момента. Никогда не говорил о нем как об относящемся к Проекту, как об угрозе или чем-либо еще — за все эти годы. Даже когда мы еще юнцами составляли планы переворотов в затемненных комнатах, где за дверями наблюдали несносные мальчишки с ушами, залитыми воском! Ты никогда не упоминал о том, что есть способ уничтожить нас, будь то кто-то или что-то, наш враг или чужой. Так зачем говорить об этом сейчас?
Архимаг, казалось, усилием воли заставляет себя говорить по-прежнему ровно, хотя явно испытывал колоссальное напряжение.
— Это скорее потенциальное объединение сил, Друг и Владетель. Я какое-то время размышлял о такой вероятности, однако рассматривал ее лишь как отдаленную возможность. Вы смеетесь, когда я упоминаю об этом. Я разделял ваши чувства вплоть до того момента, пока не узнал о заговоре. Обдумав идею бунтарей, я испытал страх. Реализовать это сложно, но возможно, особенно если за дело возьмется организованный, целеустремленный и находчивый враг. Всегда найдутся несогласные, пока мы не завершим Проект, и с ними нельзя не считаться. Я опасаюсь их, Друг и Владетель, и предостерегаю вас. Это мой долг.
Ву облизнул губы и склонился очень близко к Архимагу, наблюдая, как тот корчится и извивается. Затем, словно он убедился в его уязвимости, лицо Владетеля смягчилось, и Ву выпрямился:
— Мне жаль. Я… мне очень жаль.
— Все в порядке, Ву. Ничего страшного.
Владетель торопливо ушел, прикусив костяшку пальца зубами, со слезами на глазах. Тяжело дыша, Архимаг смотрел вслед Ву, потом с трудом поднялся на ноги, покрытый потом и дрожащий. Однако прочесть его чувства на этом изуродованном лице по-прежнему было невозможно.
«Нет уж, с меня достаточно», — подумал Кейс, тихо пятясь из зала.
Время шло мучительно медленно. Эрику хотелось только одного — остановиться и отдохнуть. Но они шли вперед, вперед, вперед до тех пор, пока окружающие красоты не стали сливаться в один неизменяющийся ландшафт. Тоннели все время шли вверх, и Киоун обещал, что они вскоре выйдут на поверхность, лишь пройдут еще чуть-чуть, немного дальше…
Голова начала кружиться. «Что ж, они сами назвали меня ценным приобретением, — подумал Эрик, — могут и понести немного в случае чего». Он перестал бороться с головокружением, ноги тут же подкосились. Киоун бросился к нему и вовремя подхватил иномирца под голову, не дав ему стукнуться затылком о каменный пол.
— Бери его за ноги, — велел он Шарфи.
Эрик почувствовал, что его поднимают, и понадеялся, что пистолет достаточно хорошо закреплен и не выпадет. Впрочем, какая разница? Разве что-то сейчас имеет значение, кроме долгожданной возможности закрыть глаза?
Когда его опустили на землю, Эрик ощутил сладостное дуновение свежего ветерка. Открыл один глаз. Была ночь, но совершенно беззвездная. Казалось, они расположились прямо на вершине холма. Вдалеке горели огни, нос уловил запах дыма от костра.
«Поверить не могу, что вижу и переживаю это. Другой мир действительно существует, и я его нашел. Не могу поверить в то, что уже видел…» — сбивчиво подумал Эрик. Эти мысли должны были вызвать чувство благоговения или страха, однако он так устал, что даже мозг казался натруженным мускулом и отказывался нормально работать. «Сбой биологической реальности», — лениво подумал Эрик.
— Остальные неподалеку, — произнес голос, принадлежащий Шарфи.
Иномирец поспешно закрыл глаза, изображая крепкий сон.
— Что с ним, он болен? — спросил Киоун.
— Оставь его тут, пусть отдохнет. Анфен захочет его видеть.
— Я возвращаюсь в лагерь.
— Скажи, пусть пока не беспокоят нас. Я о нем позабочусь.
Шаги стихли вдали. Эрик лежал на плоском, гладком камне, казавшемся ему удобнее любой постели, в которой ему когда-либо доводилось спать. Он подумал о своем замечательном, мягком матрасе, оставшемся дома, с шуршащими и скрипящими пружинами, о кровати, которая так и стоит незаправленной.