Книга #В поисках янтарного счастья - Джейн Бартош

что эти лягушки ядовитые, мы хватали их сзади за бока и играли с ними. Иногда мы засовывали лягушек в узкие горлышки пивных бутылок, найденных тут же, в траве.

Во дворе рядом с детской площадкой был бассейн примерно два на три метра. Его дно и стенки были выложены серой квадратной плиткой, позеленевшей от влаги. Мы никогда не видели, чтобы бассейн наполняли водой, но на всякий случай заткнули все сливы на дне землей и камнями и мечтали, что однажды пойдет очень сильный дождь, наполнит бассейн до краев – и мы сможем там плавать. Правда, после дождя там почему-то было совсем мало воды, зато лягушки и жабы облюбовали бассейн. Мы понимали, что им оттуда никогда самим не выбраться, поэтому объявляли операцию по их спасению.

Спрыгнув на дно бассейна, я сама чувствовала себя лягушкой, попавшей в западню. Я собирала зеленых квакш и не глядя вышвыривала их на поверхность. Дети визжали и метались вдоль бортиков – никто не хотел получить лягушкой по шее, но при этом все хотели посмотреть, как они шлепаются на траву. Когда последняя заложница была спасена, ребята протягивали мне руки и помогали вылезти. Без друзей мы даже близко не подходили к этому бассейну.

Детская площадка была самым скучным местом для игр, но иногда мы с моей подругой и соседкой Юлькой, которая была чуть младше меня, но не уступала мне в смелости, раскачивались на качелях и во все горло орали песни. Мы представляли, что выступаем на сцене. Иногда мама отправляла со мной на улицу двухлетнего брата. Он всегда бежал к раскачивающимся качелям, поэтому мне приходилось переносить его в песочницу, где он мог спокойно играть с машинкой и строить лабиринты из песка. Из песочницы братик не мог выбраться самостоятельно, а когда мы заигрывались, я забывала про малыша. Мама говорила, что частенько приходила на площадку и наблюдала картину: мы с подружкой развлекаемся на качелях, а брат ест песок или плачет, окруженный деревянным ограждением. Но что я могла поделать? Я спасала его от травмы!

Рядом с нашим подъездом, где тетя Наташа каждую весну высаживала ровные ряды бархатцев, когда-то разлилась вязкая черная масса: то ли гудрон, то ли мазут – мы точно не знали. Но лужа эта была размером с тень от легкового автомобиля, что стоял по соседству и не выезжал никуда вот уже несколько лет, за которые он изрядно заржавел, хотя убирать его никто не спешил. Расплывшаяся масса затвердевала осенью, и по ней можно было ходить, а вот в жаркие летние дни она плавилась на солнце и становилась липкой и тягучей. Узнали мы об этом случайно, когда я однажды промчалась по луже, на середине которой мои ноги в новеньких босоножках прочно увязли в гудроне, и мне пришлось звать на помощь.

Орала я так громко, что из окон выглянули обеспокоенные соседки, прибежал солдат и вытащил меня из черного смоляного болота, правда, без босоножек. Носки сразу же отправились на помойку, а босоножки папа выудил вечером и чистил их бензином, уайт-спиритом… в итоге пришлось с ними расстаться. С того дня мы знали, что с виду твердую черную массу лучше обходить стороной.

Как-то летом солдаты залили в углу детской площадки фундамент и начали стройку. Взрослые объяснили, что это будет детский домик, и мы целыми днями смотрели, как кирпич за кирпичом выкладывают на фундамент, промазывая между ними серой кремообразной жижей. С приходом осени работа была приостановлена, и стена сиротливо осталась стоять под дождем – чуть выше пояса. Домик так и не был достроен, но зато стену можно было использовать для игр в войнушку, прятаться за кирпичной кладкой или ходить по ней с шестом в руках, представляя себя канатоходцем. Мы постоянно изобретали новые увлекательные занятия.

Однажды мы нашли у забора недалеко от площадки широкую доску, на которую могли друг за другом сесть трое ребят, а на свалке – старую коляску, от которой открутили колеса. Мы притащили наши находки на площадку в надежде приделать колеса к доске и сделать машину. Мы примеряли колеса, садились на доску и представляли, как славно будем кататься на этом транспорте. Мы жили этой мечтой, просили взрослых сделать нам руль на палке, пока однажды наши запчасти не исчезли.

Погоревав, мы отправились играть на солдатскую ферму, где можно было погладить теленка, покормить бураками[6] лошадь, попугать свиней в загоне или придумать еще какое-нибудь веселье. Однажды, например, мы залезли в пустующие деревянные клетки, где недавно жили кролики, и, просовывая пальцы сквозь мелкую сетку, попытались закрыть снаружи крючок. Мы фантазировали, что это наши дома, а мы дружелюбные соседи, принимающие гостей.

В клетках пахло соломой и мокрой шерстью, на полу вперемешку с сухой травой валялась россыпь мелких коричневых комочков, на вид напоминавших орехи в шоколаде. После нескольких неудачных попыток мы успешно зацепили крючки за металлические ушки, только не учли одного – чтобы поддеть крючок и вытолкнуть его обратно, нам не хватило длины пальцев, что есть силы вдавленных в сетку. Не предусмотрев этого заранее, мы оказались взаперти – трое детей в трех клетках, словно кролики.

Просидев в заточении до вечера, мы были спасены Юлькиным папой, который случайно проходил мимо. Удивленный нашим рассказом, он звонко рассмеялся, ругать не стал. Кстати, объяснил нам, что шарики на дне клеток – кроличий помет, но это никак не испортило впечатлений от пребывания в жилище кроликов. Мы не были избалованы чистотой и предрассудками. Мы играли там, где нам нравилось, и были максимально естественны и близки к природе.

Рядом с фермой находилось подземелье – хранилище провизии для солдат. Папа говорил, что это стратегический запас еды на весь год. Это была землянка высотой с двухэтажный дом, поросшая травой и издалека напоминавшая обычный холм, а внутри – отделанное бетоном сооружение, где на полу были огромные кучи картофеля, моркови, свеклы и яблок. В сторонке стояли банки с тушенкой, лежали мешки с крупами. В помещении пахло сыростью, землей и яблоками – совсем как в кладовке у бабушки Луки.

От этого с детства знакомого и любимого запаха сердце и затрепетало – таким родным местом показалась ей деревушка с низкими домиками. И на Луку Аня взглянула по-новому, он оказался ей ближе, чем недоступный тренер. Думая о Роберте, она испытывала боль, но при мысли о Луке на лице появлялась улыбка – девушку переполняло спокойствие, передавшееся от него. Ане захотелось вспомнить еще что-то важное из детства, поэтому