Книга По эту сторону фронта - Владислав Конюшевский

Блин, мне не интересно, что за мысли возникают сейчас в башке Вельдберга, хотя надо отдать ему должное – соображать он умеет. Будь я обычным особистом, то, обнаружив такие немереные запасы золотишка, начал бы докладывать по команде. Доклад сначала ушел бы наверх и, только пройдя всю цепочку, вернулся бы с необходимыми ЦУ. А во дворе практически ночь была, значит, те, кто мог принимать решения, отдыхали. То есть пока их замы разбудят, пока они врубятся, что к чему, пока перезвонят выше, то всяко-разно часа полтора—два до начала активных действий пройдет. У нас же все произошло практически молниеносно, вот эсэсовский полковник и задумался. Только мне его логические умозаключения сейчас вовсе не нужны. Мне нужна информация. Поэтому, ломая сложившийся ход допроса, я бросил бычок на пол, раздавил его сапогом и рявкнул на возомнившего о себе штандартенфюрера:

– Слушай сюда, мудак! Я тебе вопрос задал! Будешь отвлекаться, сержант начнет обработку! Ну, отвечай!

Карл моего наезда не сильно испугался, но, видимо, поняв, что с понтами и вальяжностью он несколько переборщил, ответил:

– Моя команда номинально относилась к первому департаменту РСХА. Отдел «А5». Но подчинялась непосредственно Кальтенбруннеру и Гиммлеру.

Отдел «А5». Так, так, так. Это что за звери? Первый департамент РСХА – это кадры… А вот отдел «А5»? Блин! Вообще-то я думал, что фриц окажется или из четвертого или из шестого департамента. Соответственно гестапо – оно же контрразведка или СД, оно же разведка. На «кадры» совершенно не рассчитывал и теперь лихорадочно вспоминал структуру главного имперского управления безопасности. Марат, видя, что я задумчиво морщу репу, тихонько подсказал:

– Фельде.

Йоп! Точно! Руководитель – Густав фон Фельде. А вспомнив его, увидел перед глазами развернувшуюся заученную таблицу: «А5» – это не соцобеспечение, кадры гестапо или общие вопросы. Это партийные кадры и кадры СС. Только вот общую картину такое знание совсем не проясняет.

Хотя… мы ведь тоже до прошлого года относились к какой-то комиссии партконтроля. Что в этой комиссии происходило, я до сих пор не знаю, но подчинялась группа Колычева непосредственно генеральному комиссару. Может, и здесь так же? А ну-ка…

– Какие именно задачи ставились перед вашей командой?

И когда немец стал их перечислять, то я понял – есть контакт! Это был именно коллега! Вот ведь свезло так свезло!! Ну, теперь его на полную раскрутят! Как соловей петь будет до тех пор, пока наши не вскроют всю систему спецкоманд! До Шаха, по-видимому, тоже дошло, кто сидит перед нами, поэтому он в возбуждении незаметно для немца ткнул меня в бок локтем. Ответив ему шальной улыбкой, я жестом прервал продолжающего говорить Густава. Про это он действительно будет рассказывать в другом месте, а сейчас меня чисто по-человечески интересовало, как такого важного чина могли оставить в городе? Это ведь равносильно тому, что мы бы Колычева в Могилеве забыли… Пх-х! Несерьезно! И куда делись остальные члены его команды, так как те, кого мы положили в подвалах, совершенно не тянули на бойцов спецгруппы. Ну… Кроме сволочного Артура, конечно.

Когда я задал этот вопрос, немец, кивнув, ответил, что его команда эвакуировалась на корабле, а сам он должен был убыть самолетом. Но «Шторьх», ожидающий на аэродроме, в последнюю минуту сожгла русская авиация, поэтому штандартенфюрер был вынужден искать альтернативу. Времени у него не оставалось совсем, так как советские войска уже входили в блокированный город, вот Вельдберг и обратился к Артуру Бонке, который был одним из руководителей групп «Вервольфа».

Бонке со своими людьми проводил полковника на конспиративную квартиру и начал искать возможность безопасного выхода из Кенигсберга. Но десять дней назад на квартиру вышла советская контрразведка. Была перестрелка, в результате которой раненого Вельдберга оставшиеся в живых «вервольфовцы» спрятали в подземелье. А на золото они сами наткнулись – чисто случайно. И про документацию наш «язык» тоже ничего сказать не мог. В смысле – почему ее оставили в городе. Мол, он этим не занимался.

Слушая пленного, поощрительно кивал ему, а когда он замолк, сказал:

– Очень хорошая «легенда». Я прямо заслушался. Но вы ее придумали наспех, поэтому есть некоторые огрехи. Не будем говорить про «подпольщика», который даже не удосужился сменить эсэсовскую форму, – это мелочи. Но вот то, что руководителя сверхсекретной группы оставили одного в городе, я не верю. – И видя, что фриц хочет что-то возразить, продолжил: – Просто я очень хорошо знаю всю эту кухню. Даже если вас задерживали особо важные дела, то при командире всегда должны были оставаться как минимум четверо «волкодавов» из вашей команды. Это не считая взвода охраны. И путей эвакуации в этом случае должно быть как минимум три, а не один. Значит, вы опять врете. Зачем? Что вы сейчас пытаетесь скрыть? Что-то оставшееся в подземельях? Так это бессмысленно. Сейчас саперы и войска НКВД там исследуют все до последнего закоулка. Так что?

Вельдберг на мою отповедь уже не пытался возражать, а только молча сидел, барабаня пальцами по здоровой ноге. В конце концов, досадливо дернув плечом, он заговорил:

– Господин майор, я действительно сказал неправду об обстоятельствах, заставивших меня остаться в городе. Но я настоятельно вас прошу – передайте меня своему командованию! У меня есть очень важные сведения, не терпящие промедления! Вас за задержку могут подвергнуть очень суровому взысканию!

Хм… все интереснее и интереснее. Но как же этот Густав к командованию-то рвется… И судя по его виду – бить этого хмыря сейчас бессмысленно. Молчать будет до последнего. Или дезу сливать. Видно, у него есть какой-то козырь, которым он хочет себе купить благосклонность русских. И странному пехотному майору этот козырь раскрывать совсем не хочется. Ну ладно… Попробуем по-другому:

– Я бы вас отправил к своему командованию. Но оно находится в Москве. А если вы хотите торговаться, то можете торговаться со мной, так как я обладаю всеми необходимыми полномочиями и выполняю те же функции, какие выполняли вы в своей армии. Только вы были руководителем группы, а я являюсь его замом. Так я слушаю…

Фриц несколько секунд смотрел на меня, а потом, как-то разом обмякнув, пробурчал себе под нос что-то типа: «А я ведь почти правильно догадался», и начал рассказывать.

Слушая его – я фигел, херел и дурел. Это же надо так все наворотить! Куда там Флеммингу с его Бондом! А все дело было в золоте…

* * *

Карл Густав Вельдберг был человеком умным, рассудительным и, главное, очень предусмотрительным. Верить в победу любимого рейха он перестал еще в сорок третьем, а весной этого года окончательно утратил всяческие иллюзии и принялся соображать, как же ему жить дальше. Предполагая, что будет с Германией и с эсэсовцами, а тем более такого ранга, как он, штандартенфюрер начал присматривать будущую страну спокойного проживания.

Аргентина ему очень нравилась, но все упиралось в деньги. Да и сама Аргентина в свете последних выступлений глав антигитлеровской коалиции, где они грозились отыскать нацистских преступников хоть в Африке, хоть в Антарктиде, уже не представлялась землей обетованной. И когда Вельдбергу в руки попался английский разведчик, то немец понял, что это возможный шанс к договору. Отпустив британца, хитрый Карл вышел через него на иностранный отдел бюро секретной службы Его Величества. Почти полгода они активно полоскали друг другу мозги, нещадно торгуясь, и вдруг месяц назад немцу выпал шанс. В числе прочих задач его группе было поручено курировать эвакуацию тринадцати с половиной тонн золота в глубь Германии.