Книга Каменный плот - Жозе Сарамаго

Но они вернулись. Они ждут, сидя в тех же креслах, где несколько часов назад сидели Жозе Анайсо и Жоана Карда, и толкуйте после этого, что не верите в совпадения — это они чаще всего встречаются в мире, если вообще не сами определяют его логику. Снова медлит на пороге Жозе Анайсо, надеясь, что все повторится, однако ничего на этот раз не происходит, пол остается незыблем, четыре шага расстояния — четырьмя шагами, а вовсе не межзвездными пространствами, и ноги движутся сами по себе, и уста произносят то, чего и ждут от них: Ты искал нас? — спрашивает Жоакин Сасса, и на такой простой вопрос Жозе Анайсо не в силах ответить так же просто: Да или Нет, ибо то и другое будет разом и правдой, и ложью, объяснения же слишком затянутся, и потому он задает собственный вопрос, столь же естественный и законный: Где вас черти носили столько времени? Он видит, какой усталый вид у Педро Орсе — неудивительно, годы, что ни говори, свое берут, но даже молодой, полный сил человек измочаленным вышел бы из рук всех этих ученых, исследовавших его и изучавших, бравших бесконечные анализы, просвечивавших рентгеном, стукавших по коленке молоточком, залезавших в уши, светивших в зрачки, снимавших энцефалограммы, конечно, после такого веки будут точно свинцом налиты. Тянет прилечь, говорит он, ваши португальские доктора доконали меня. Пожалуй, он отдохнет у себя в номере, а к ужину спустится, скушает куриного бульону с рисом и куриную же грудку, не потому что аппетит разыгрался, а потому что кажется, что весь желудок забит этой белой дрянью, которую дают пить перед рентгеном. Тебе ж не делали рентген, замечает на это Жоакин Сасса. Нет, не делали, но ощущение такое, будто бария наглотался, со слабой томной улыбкой, поникнув головой, будто увядающая роза, отвечает Педро Орсе. Ну, что же, иди к себе, отдыхай, говорит Жозе Анайсо, а мы с Жоакином поужинаем здесь где-нибудь, потолкуем, а потом поднимемся, постучим к тебе. Нет, стучать не надо, я буду спать, спать часов десять кряду, это единственное, чего мне хочется, и он удаляется, еле волоча ноги. Бедняга, во что только мы его втравили, говорит Жозе Анайсо. Меня тоже терзали анализами и вопросами, но, конечно, никакого сравнения с тем, чему подвергли его.

Выйдя на улицу, друзья решили проехаться по городу, благо ужинать ещё рано, и поговорить без посторонних глаз. Они совершенно сбиты с толку, начал Жоакин Сасса, и в нас так вцепились не потому, что больше у них ничего нет, а наоборот — из-за сегодняшних газет и вчерашних передач по телевидению люди как с цепи сорвались — валом валят: одни клянутся, что чувствуют — земля трясется, другие уверяют, что швыряли камешки в реку, а оттуда вдруг как вынырнет русалка, третьи жалуются, что попугайчики стали издавать какие-то странные звуки. Так оно и бывает: события нарастают как снежный ком, а что до наших скворцов, то мы их, похоже, больше не увидим. Это почему же? Потому что они улетели. Взяли да улетели и это после того, как целую неделю не отставали от тебя ни на шаг? Да, снялись и улетели. И ты сам это видел? Видел: пересекли реку и скрылись в южном направлении. Ты что — стоял у окна? Нет, сидел в парке поблизости. Вместо того, чтобы пуститься на поиски? Да я хотел было, а потом зашел в парк и там остался. Воздухом дышал? Да и беседовал с одной дамой. Вот это, я понимаю, настоящий друг — нас, можно сказать, истязают, а ты развлекаешься, в Гранаде сорвалось с той археологшей, решил в Лиссабоне взять реванш. Та была не археологша, а антропологша. Какая разница. А эта — астроном. Ты шутишь. На самом деле я не знаю, кто она по профессии(а насчет астрономии я сейчас тебе расскажу, как это вышло. Не имею ни малейшего желания слушать то, что ко мне не имеет отношения. Имеет, имеет, история, которую она мне поведала, касается нас троих. А-а, понимаю, она тоже камешки бросала. Нет. Ну, значит, ощутила колебания почвы. Опять не попал. Тогда канарейка полиняла. Не угадал, и не смешно нисколько. Ну, извини, просто меня взбесило, что ты и не подумал разыскать нас. Говорю ж тебе, я как раз собирался, уже, можно сказать, в дверях был, хотел идти в испанское посольство, когда появилась эта женщина: в одной руке чемодан, в другой — палка, одета в джинсовый костюмчик, волосы темные, а кожа белая-белая, а глаза, глаза даже не знаю, как описать. Какие интересные подробности, а главное, что они непосредственно касаются нашего злосчастного Пиренейского полуострова, скажи еще, что она хороша собой. Да, хороша. И молода. Молода, хоть и не девчонка. Судя по твоему тону, ты влюбился. Это громко сказано, но я почувствовал, как пол уходит из-под ног. О таком я ещё не слышал. Хватит. Разве что когда напьешься до беспамятства. Хватит, я сказал. Ладно, хватит, так хватит, чего хотела от тебя эта дама и что это за палка у нее? Из вяза. Я слаб в ботанике и не знаю(что такое вяз. Вяз — то же, что ильм, и, с твоего позволения замечу вскользь, что ты блестяще владеешь техникой допроса. Жоакин Сасса рассмеялся: Овладел, благодаря моим сегодняшним палачам, впрочем, прости, что перебил, рассказывай про свою даму, и как её, кстати, зовут? Жоана Карда. Очень приятно, теперь можешь переходить к сути дела. Суть дела в том, что ты подобрал ветку и просто так, от нечего делать, безо всякого намерения и цели, провел по земле черту. Когда я был мальчишкой, мне случалось так поступать. И что? Ничего, никаких последствий, а жалко. А теперь представь, что эта черта каким-то волшебным образом рассекла Пиренеи, и они треснул сверху донизу, и весь Иберийский полуостров отделился и поплыл. Да она полоумная, твоя Жоана Карда. Но она приехала в Лиссабон не за тем, чтобы объявить нам, что вот она провела по земле черту — и полуостров отделился от континента. Слава Богу, не все ещё сошли с ума. Она говорит только, что черту эту не смогла уничтожить никакими силами — ни метлой замести, ни ногой затереть, ни водой залить, ни ножом выскрести. Чепуха. И это говоришь ты — славнейший камнеметатель всех времен, ты, который забросил шестикилограммовый камень на пятьсот метров, сам Геркулес, хоть он и полубог, не сумел бы побить твой рекорд. И ты хочешь, чтобы я поверил, будто ни ветер, ни вода, ни метла не могли извести эту черту? Да, а если прокопать это место мотыгой, черта появляется вновь. Это невозможно. Ты неоригинален, я тоже сказал «это невозможно», а Жоана Карда мне ответила на это: «Остается убедиться своими глазами» или «Сами увидите», не помню точно, все это и вправду кажется чушью, если бы не происходило в действительности. Да происходило ли? — осведомился Жоакин Сасса.

День ещё не совсем угас, тускнеющего света достаточно, чтобы видеть море до самого горизонта, и с того возвышенного места, откуда двое смотрят на него, оно кажется безмерным как океан, и, быть может, поэтому Жозе Анайсо бормочет: Другое, и Жоакин Сасса, непонимающе переспрашивает: Ты о чем? Вода другая, вот и жизнь так преображается, а мы не замечаем: сидим тихо и думаем, что не меняемся, но нет — это иллюзия, самый настоящий обман, мы движемся с жизнью вместе. По скалам, над которыми вьется дорога, с силой бьет море, и неудивительно: оно привыкло к свободе и размашистым движениям, привыкло жить само по себе, без посторонних — не брать же в расчет крошечное суденышко, не чету нынешним левиафанам, расталкивающим форштевнем океанские валы. Сказал Жозе Анайсо: Поужинаем здесь где-нибудь, а потом поедем в отель, посмотрим, как там наш Педро Орсе. Бедняга(они его и вправду доконали. Припарковались на одной из узких улочек, ведущих к площади Пасо-д'Аркос и пошли искать ресторанчик, но прежде чем найти и войти, сказал Жоакин Сасса: Покуда меня там терзали этими тестами и анализами, я услышал такое, о чем никогда прежде не думал, обрывок фразы, но мне и этого хватило, тот, кто обронил её, решил, что я не услышу, а и услышу — не пойму. И что же ты услышал? До сих пор наш полуостров — черт, уже не полуостров, а как его назвать?! — движется строго по прямой между тридцать шестой и сорок третьей параллелями. Ну и что? Эх, ты, а ещё учитель, в географии, я вижу слабак. Не понимаю. Поймешь, если вспомнишь, что Азорские острова расположены между тридцать седьмой и сороковой параллелями. Дьявол! Вот-вот, зови его. Полуостров налетит на них. Именно. И произойдет величайшая в истории катастрофа. Может произойдет, а, может, и нет, и как ты сказал недавно, все это и вправду покажется чушью, если бы не происходило в действительности, а теперь пойдем ужинать.