Книга Виолетта - Исабель Альенде

техасского быка, но в то время это казалось научной фантастикой.

С помощью своего отца, единственного человека, который сразу оценил перспективность исследований, поскольку на его молочной ферме томилась целая армия ждущих оплодотворения коров, Фабиан устроил в сарае лабораторию, где разрабатывал методы, необходимые приспособления и способы их использования. В последующие месяцы и годы он был буквально одержим делом, которое мне казалось какой-то порнографией, он мечтал о невероятном будущем, когда станет можно размножать таким образом скаковых лошадей, породистых собак и кошек, экзотических зверей в зоопарке и исчезающих животных. Признаюсь, я долго подшучивала над Фабианом, но он упорно продолжал заниматься своими исследованиями, не обращая внимания на мои подковырки. Единственное, о чем он просил, — не выставлять его на посмешище в присутствии посторонних.

Я перестала смеяться, когда обнаружила, сколько пользы принесли его разработки моему тестю и другим фермерам. Долгое время Фабиан был самым известным ветеринаром в стране: давал интервью прессе, читал лекции, писал руководства, обучал животноводов и улучшал поголовье крупного рогатого скота сразу в нескольких странах Латинской Америки. Главная проблема, как он мне много раз объяснял, заключалась в том, чтобы найти способ сохранять сперму в течение длительного времени, но, если не ошибаюсь, этого добились только в шестидесятые годы. Но на доходах Фабиана его растущая популярность не отражалась — без поддержки отца он бы не смог продолжать свои исследования.

Несмотря на работу, которая почти не оставляла времени для других дел, Фабиан по-прежнему настойчиво просил меня выйти за него замуж. Чего мы ждали? Мне было двадцать два года, два из них я прожила в Сакраменто, пробуя крылья, как говорил Фабиан. Насчет крыльев он ошибался: я жила и работала под присмотром брата, который следил за мной, как тюремщик, а Сакраменто был сонным городом ханжей и сплетников. Ферма Ривасов казалась куда более интеллектуальным местом, чем столица провинции.

Моя бывшая гувернантка и ее любовница Тереса Ривас встретились друг с другом в эпоху, когда гомосексуальность считалась привилегией аристократов и богемы: первые предавались своим склонностям потихоньку, как один из моих дальних родственников, чье имя упоминать не стоит, а вторые попросту плевали на социальные нормы и религиозные предписания. Известных случаев было немного: некий журналист, писатели, всемирно известная поэтесса, парочка актеров, но было и множество других, о которых просто никто не знал.

Сначала мисс Тейлор и Тереса Ривас были бедны как церковные мыши. Жили они в мансарде у Тересы, но вскоре мисс Тейлор устроилась учительницей английского в женскую школу, где проработала целых двадцать лет, и никто не вмешивался в ее личную жизнь. Окружающие считали ее старой девой, бесполой, как амеба. Зарабатывала она мало, но давала частные уроки, позволившие снять скромный домик в приличном районе и забрать наконец фортепиано. Когда у Хосе Антонио бывала возможность, он сам платил за домик, потому что заработки мисс Тейлор едва покрывали основные расходы.

Тереса Ривас уволилась из Национальной телефонной компании и целиком посвятила себя борьбе. Она сотрудничала с организациями, занимающимися правами женщин: правом голоса; опеки над детьми, которая до поры до времени была исключительной отцовской прерогативой; правом распоряжаться собственными доходами, а также охраной труда и защитой от насилия. Иначе говоря, боролась за глобальные изменения в законодательстве, которые сегодня мы считаем чем-то само собой разумеющимся. Боролись они и за право на аборт и развод, которые католическая церковь клеймила в самых жестоких выражениях. В то время грешников еще запугивали преисподней. Тереса говорила, что если бы мужчинам приходилось рожать, да еще и терпеть выходки супруга, аборт и развод были бы объявлены священными таинствами. Она полагала, что мужчины не имеют права навязывать свое мнение, а тем более принимать законы в отношении женского тела, потому что не знают, как тяжело вынашивать ребенка, как больно рожать, им неведома вечная каторга материнства.

Все это звучало настолько радикально, что Тересу регулярно сажали в тюрьму: то за публикацию своих идей, то за организацию уличных беспорядков, то за подстрекательство к забастовке, то за вторжение в конгресс и, наконец, за нападение на президента республики. Газеты сообщили, что во время открытия завода по производству сухого молока какая-то обезумевшая феминистка швырнула в президента переспелый помидор. Тереса утверждала, что своим бизнесом американцы стремятся вытеснить чудо грудного молока и заменить его расфасованным мусором. Она провела в заключении четыре месяца, пока Хосе Антонио не удалось ее освободить.

Визиты этих двух женщин в Санта-Клару становились для нас ежегодным зимним праздником. С собой они привозили столичные новинки и прогрессивные идеи со всех концов света, вызывавшие у нас смесь ужаса и восхищения. Скорее всего, в какой-то момент Хосе Антонио смирился с тем фактом, что мисс Тейлор никогда не выйдет за него замуж, но вряд ли догадывался о причине. Никто из нас и не подозревал, что между этими двумя женщинами существует нечто большее, чем крепчайшая дружба. Честно говоря, мне это не приходило в голову.

Постоянная борьба Тересы Ривас и других подобных ей женщин за изменение обычаев и законов постепенно приносила свои плоды. Мы прогрессируем черепашьим шагом, но за долгую жизнь я вижу, насколько же мы продвинулись вперед. Думаю, Тереса и мисс Тейлор гордились бы тем, чего мы добились, и продолжали бы бороться за то, что еще предстоит сделать. Никто ничего не дает просто так, говорила Тереса, все нужно брать силой, а если зазеваешься, добытое отберут.

Я не делилась этими соображениями ни с матерью, ни с тетушками, ни с Фабианом, не говоря уже о его семействе. Тайком от жениха я читала книги и журналы, которые давала мне Тереса, но обсуждала их только с Лусин-дой и Абелем, которые были почти столь же радикальны, как и их дочь. Втайне я бунтовала, с трудом сдерживая гнев при мысли о том, что собираюсь выйти замуж, родить детей, стать домохозяйкой и вести заурядную жизнь.

— Не выходи замуж, если не уверена, что готова прожить с Фабианом до конца своих дней, — сказала мне мисс Тейлор.

— Но он столько меня ждал! Если я не выйду за него сейчас, придется разорвать эту вечную помолвку.

— Это лучше, чем действовать легкомысленно, Вио-лета.

— Мне скоро двадцать пять. Я уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж и иметь детей. Фабиан замечательный человек и очень меня любит, он будет отличным мужем.

— А как насчет тебя? Сама-то ты будешь хорошей женой? Подумай об этом, детка. Что-то я не замечаю в тебе особой влюбленности. Ты всегда была бунтаркой, прислушайся к голосу интуиции.

Сомнения мисс Тейлор были созвучны моим