Книга Заговор Моцарта - Скотт Мариани

Ректор отступил в сторону, и на сцену уверенно вышел Филипп Арагон. Высокий, элегантный молодой политик был одет в отлично сшитый костюм, но без галстука. Подождав, пока стихнут аплодисменты, Арагон заговорил:

— Дамы и господа, спасибо, что пришли.

Лозунг за спиной оратора исчез, и в зале послышался гул голосов. Бритые головы, свастика, искаженные лица заполнили большой экран — снимок ультраправых протестантов, сделанный возле здания. Арагон улыбнулся.

— Я бы также хотел поблагодарить наших друзей неонацистов. — Он выдержал секундную паузу и продолжил: — Само их присутствие здесь подтверждает мои заявления. Дамы и господа, нам говорят, что Европа уже объединилась. — Он замолчал, пережидая смех в зале. Арагон больше не улыбался и обвел лица слушателей внимательным взглядом. — Реальность доказывает обратное. Европа тонет под наплывом националистических страхов и жадности. Но мы можем ее спасти. Вместе мы построим объединенную Европу. Чистую Европу. Свободную Европу. Европу для людей!

Толпа одобрительно заревела. За спиной Арагона фотография неонацистов вновь сменилась лозунгом «Зеленая Европа». Аплодисменты стали громче.

Сидя за кулисами в уютной комнате для гостей, Колетт Арагон наблюдала происходящее на экране монитора, потягивая кофе из пластикового стаканчика и улыбаясь: муж мастерски управляет слушателями. Вокруг слонялись административные сотрудники партии и охранники в штатском. У дальней стены стоял Луи Моро, бывший глава антитеррористического отряда французской жандармерии — Колетт назначила его начальником частной службы безопасности мужа: правительственным подразделениям она не очень-то доверяла. Моро очень серьезно относился к работе. Сложив руки на груди, он разглядывал мониторы, которые под разными ракурсами показывали собравшихся в зале. Бритая макушка отражала свет ламп.

Колетт всегда поддерживала мужа, на публике, однако в душе предпочла бы, чтобы он бросил политику и вернулся в архитектуру. И дело не только в постоянной беготне, суматохе разъездов и бесконечных интервью. Даже сам Филипп не ожидал, что его политическая карьера так стремительно пойдет в гору. Колетт знала, что чем популярнее становился муж, тем большей опасности подвергался. На многолюдных собраниях вроде сегодняшнего никакое количество телохранителей не могло гарантировать полной безопасности: не станешь ведь обыскивать на входе всех подряд. Достаточно одного фанатика фашиста с пистолетом в кармане…

Колетт вздрогнула. Она не верила, что происшествие, случившееся в прошлом январе в Кортине, было случайностью.

ГЛАВА 25

Италия, окрестности Равенны

Когда Ли проснулась на следующее утро, Бен уже сделал восемь звонков и набирал девятый номер. В местном телефонном справочнике профессор Арно не значился, поэтому Бену пришлось звонить всем Арно подряд. Обзвонив половину списка, он наконец сдался и решил заехать в музыкальный институт, где преподавал профессор.

После торопливого завтрака поехали в Равенну. Бен поставил «ситроен» на парковку в центре города, и они пошли по вымощенным камнем улочкам пешеходной зоны. Туристический сезон закончился, прохожих почти не было.

За церковью Сан-Витале стоял институт Монтеверди — высокое узкое здание с колоннами и ступенями из белого камня. Стеклянная дверь открывалась в фойе. Звук шагов по мраморному полу эхом отдавался от высокого потолка. Где-то наверху играли на виолончели, женский голос пел под аккомпанемент рояля…

За конторкой консьержа на входе сидела седая женщина в черном.

— Что вы хотели? — неприветливо спросила она.

— Нам нужен профессор Арно, — сказал Бен по-итальянски.

Женщина покачала головой.

— Профессор Арно здесь больше не работает. Он вышел на пенсию.

— А вы не могли бы дать нам номер его телефона?

Задавая вопрос, Бен уже знал, что получит отказ.

— Мы не даем номера телефонов.

— Я понимаю, но у нас очень важное дело.

Женщина непреклонно скрестила руки на груди.

— Извините. Ничем не могу помочь.

Бен потянулся за бумажником. Всегда можно попробовать получить желаемое за взятку, хотя в данном случае это вряд ли сработает. Ли остановила его.

— Дай-ка я попробую, — сказала она по-английски.

Женщина смотрела на них враждебным взглядом.

Ли с улыбкой заговорила на хорошем итальянском:

— Синьора, позвоните, пожалуйста, директору института.

— Зачем? — опешила консьержка.

Ли подарила ей новую улыбку.

— Скажите, что пришла Ли Ллуэллин и хочет с ним поговорить.

Имя Ли Ллуэллин произвело мгновенное, почти магическое действие на консьержку. Враждебность исчезла, сменившись улыбкой и потоком извинений за то, что не узнала сразу знаменитое сопрано. Женщина провела их по каменной лестнице на второй этаж.

Ли поймала на себе взгляд Бена.

— В чем дело? — прошептала она.

— Я думал, что все понятно объяснил. Тебе полагается сидеть тихо и не высовываться.

— В таком случае как бы мы сюда попали?

— Я бы что-нибудь придумал.

— Пистолет ей к виску приставил?

— Может, и стоило бы, — пробормотал он.

Постучав в дверь, консьержка заглянула внутрь и выпалила что-то на итальянском так быстро, что Бен ничего не понял. Из комнаты ответил мужской голос:

— La Llewellyn? Qui?[4]

Из кабинета вылетел круглый коротышка в темном костюме. Директор с энтузиазмом потряс руки гостям и велел консьержке принести кофе и печенье.

— Меня зовут Альберто Фабиани, — представился он, широко улыбаясь и не сводя глаз с Ли. — Маэстро, вы оказали нам великую честь. Чем могу служить?

Ли повторила, что им нужно поговорить с профессором Арно.

Директор замялся.

— Надеюсь, профессор не умер?

— Нет, нет, он жив-здоров, — поспешно заверил Фабиани, — Живет за городом, километрах в десяти отсюда. Я с удовольствием дам его адрес и телефон. Но должен вас предупредить… — Он помедлил. — Не могу сказать ничего плохого про Франческо Арно, когда-то его считали величайшим знатоком Моцарта. Однако с возрастом он… как бы помягче выразиться… стал несколько странным.

— В каком смысле «странным»? — поинтересовался Бен.

Фабиани пожал плечами.

— Убеждения у него странные. Мания, можно сказать. В последние годы профессор стал эксцентричным, часто ругался с коллегами… Честно говоря, в конце концов мой старый друг стал посмешищем всего института. Даже студенты его дразнили, обожали доводить до белого каления. Стоило профессору завестись, и он мог говорить часами, его лекции превратились в фарс… — Фабиани грустно улыбнулся. — Между нами говоря, я не очень-то расстроился, когда Арно объявил об уходе на пенсию.