Книга Последний хартрум - Женя Юркина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дарт не помнил, как вернулся домой. Ноги сами, по привычке, привели его в Голодный дом. Будь он с закрытыми глазами, в плену хмеля или как сейчас, – чувствуя себя слепым и пьяным одновременно, – Дарт всегда возвращался к безлюдю, точно сам состоял из железа и тянулся к магниту против собственной воли.
Бо, как обычно, встретил его у дверей и не успокоился, пока не привлек внимание. Усевшись на нижних ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, Дарт позволил псу облизать ему лицо и уши. Не сказать, что в этом было что-то приятное, Дарт бы с радостью заменил подобные нежности на что-то более практичное: например, чтобы питомец замешивал угольную одурь и приносил ее в постель, спасая от похмелья. Правда, существовал риск, что пса с такими способностями тут же прибрал бы к рукам Дес.
Имя друга отозвалось зудящим в груди разочарованием. Ссоры с ним случались редко, но совершенно некстати. В минуту, когда Дарт нуждался в его помощи, их угораздило сыграть партию в «молчуна». Так в местных тавернах называли незатейливое развлечение. О нем обычно вспоминали под конец вечера, когда посетители становились смелее и безрассуднее. Суть игры заключалась в том, что двое соперников, определенных жребием, затевали словесную перепалку. Победителем становился тот, кто своим изобретательным оскорблением мог вынудить противника пустить в дело кулаки. Собственно, это зачастую и провоцировало драки в Хмельном квартале. Бывало, участники становились непримиримыми врагами и в жизни, превращая забаву в причину совсем нешуточной мести. Несмотря на последствия, развлечение нравилось всем. Зрителей привлекали не только зрелищность и накал страстей, но и разглашенные тайны, которыми щедро сыпали игроки. Дарт помнил, как однажды в «Паршивой овце» жребий выпал супружеской паре. Их словесная перепалка превратилась в грандиозный скандал с рассекречиванием таких пикантных подробностей, что партию пришлось прервать. Впрочем, это не спасло сам союз. Выдворенные из таверны, муж с женой продолжили ругань на улице, а наутро явились в контору, чтобы разорвать брак.
Ни Дарт, ни Десмонд в «молчуна» не играли, во многом из-за того, что боялись оказаться противниками. Если бы такое произошло, их дружбе наверняка пришел бы конец. Они знали друг о друге то, что принято помещать в платяной шкаф к остальным скелетам и запирать на ключ. И пусть опыта им недоставало, зато многочисленные партии, виданные в местных заведениях, сделали из них толковых игроков. Дес справился за пару ходов, безошибочно определив его больное место.
Флори. Как странно, что один человек может быть и главной слабостью, и главным источником силы. Подумав о ней, Дарт неосознанно поправил на шее цепочку с карманными часами, подаренными ею. Ему нравилось носить их на теле, ощущать тяжесть и холодное прикосновение металла, слышать мерное тиканье и утешать себя надеждой, что часовой механизм знает решение его проблем. Пару раз он и впрямь поверил в это. Впервые – когда решился проверить, поможет ли мелодия, заключенная в механизме, успокоить Тринадцатого. Тогда эксперимент провалился, и, если бы не Дес, все снова закончилось бы битыми зеркалами и стеклами. Долгое время Дарт боялся повторить попытку, но стремление подчинить себе способности одержало верх. В другой раз он не стал звать друга на помощь и рассчитывал только на себя. Помогла ли сила убеждения, или сама усыпляющая колыбельная из часов, но ему удалось подавить желание все крушить и ломать в поисках подходящих осколков. Он собирал их не для того, чтобы напасть на кого-то или причинить вред себе. Он защищался. Осколок под подушкой, под кроватью, в кармане – много осколков, способных отпугнуть тех, кто попытается на него напасть. В приюте ножей было не достать, пожаловаться – некому. Воспитанники кучковались, образовывали шайки, осознавая, что выжить здесь можно только вместе. Одиночкам вроде Дарта приходилось искать другие способы обороняться. Нездоровая тяга к осколкам стала въедливой привычкой и захватывала его разум всякий раз, когда частности выпускали Тринадцатого.
Сегодня, чтобы провернуть дело самому, снова придется рискнуть. Дарт задумался, какая из личностей справится лучше. Циркач слыл ловкачом и хитрецом, детектив обладал предусмотрительностью и подмечал детали, охотник добивался желаемого напористостью, художник больше полагался на собственное обаяние, изобретатель мог строить в воображении сотни грандиозных планов, но тушевался, когда дело доходило до реализации. Вот и сейчас Дарт, имея в арсенале такой выбор личностей, не знал, как ему поступить. Войти в «Сан-Порт» под видом выступающего циркача? Или надеть лучший костюм и отыграть роль одного из гостей? Проскользнуть тенью, как это сделал бы безделушник, или двинуться напролом, как предпочитал действовать охотник? Множество личностей только все усложняли: один план наслаивался на другой, и в итоге Дарт не мог выстроить в голове ничего дельного. Единственное, в чем он был уверен после долгих раздумий, – полагаться на изобретателя нельзя. Его стихия – чертежи устройств и тихое уединение, в реализации хитроумных планов он не силен. Ловкость циркача тоже вряд ли пригодится. От личности художника он также отказался, поскольку его обаяние привлекало девушек, а для расположения Монке вряд ли понадобилось бы. Охотник действовал слишком прямолинейно и резко, тогда как в деле требовалась осторожность или, как сказал бы Рин, деликатность. Доверять безделушнику тоже не стоило: он хоть и отличался проворностью, но мыслил как подросток, а подростку такое задание не доверишь. Вот так, исключая одну личность за другой, Дарт остановил выбор на детективе – у него была хорошая интуиция, он обращал внимание на детали и умел повернуть разговор в нужное русло. Идеальный вариант.
Дарт щелкнул кнопкой на часах, их крышка мягко откинулась, выпустив наружу печальную мелодию. Услышав первые ноты колыбельной, он судорожно вздохнул. Циферблат показывал шесть часов вечера. На подготовку оставалось немного времени. Как удалось выяснить, сбор гостей в «Сан-Порте» начинался в восемь, за час до открытия сцены. Следовало поторопиться.
Дарт встал со ступенек, потревожив дремавшего рядом Бо, и поднялся в спальню, чтобы переодеться. Детективу предназначался удобный костюм из тонкой шерсти, но сегодня, нарушив традицию, он выбрал одежду другой личности. Тоже костюм, но принадлежащий художнику. Джентльменская «тройка» досталась ему вместе с безлюдем, как и несколько других вещей: цирковой камзол, охотничья куртка, фартук повара и видавший виды полосатый халат. Весь гардероб не стоил столько, сколько один этот костюм, а тот ничуть не проигрывал дорогой одежде Рина, пошитой по индивидуальному заказу.
Дарту было плевать на стоимость обертки, в которую ему приходилось облачаться, но другие люди обращали на это пристальное внимание. Он всегда выбирал личность художника или хотя бы его наряд, если хотел вызвать доверие и заручиться поддержкой. Сегодня Дарт рассчитывал, что добротный